— Отец придумал уловку, которая поможет вам лучше обмануть бдительность врагов, — ответил юноша. — Баллур пойдет в своей одежде, как воин из отряда скифских телохранителей тирана. Ты, почтенный Тиманф, будешь его помощником. Вооружившись мечами, вы поведёте остальных, связав им руки, и, если кто-нибудь станет допытываться, скажете, что сопровождаете в Афины вновь купленных рабов Гиппия. Мы сделаем так, чтобы оказаться у Афин ночью, а там тайно свернём влево и направимся в Фалер…
Опасный путь к Фалеру проходил благополучно, но вблизи Афин случилась встреча, о которой беглецы в течение долгих дней не могли вспомнить без ужаса. До города оставалось пять-шесть стадиев, и уже пора было сворачивать влево, когда из-за поворота дороги показался вооруженный отряд греков под предводительством сотника.
Маленькую группу остановили. Баллур бойко изложил басню, придуманную Памфилом. Но какой же леденящий сердце страх охватил Баллура и всех остальных, когда сотник крикнул, обращаясь к кому-то, скрытому за спинами воинов:
— Эй, Мадис, иди, взгляни — это из ваших?
Мадис, бывший товарищ Баллура по отряду телохранителей, вышел вперёд и остановился перед беглецами. Баллур ни на мгновение не сомневался, что Мадис узнал его в густом сумраке наступившей ночи. Они спали рядом в течение нескольких лет, вместе мечтали о свободе и проклинали судьбу, сделавшую их рабами.
Что сделает Мадис? Боясь ответственности, предаст ли старого друга, соплеменника?..
Мадис не предал. Сделав вид, что он всматривается в лицо Баллура, сказал:
— Это Лупин, он действительно выполняет приказ домоправителя божественного Гиппия.
Сотник небрежно кивнул Баллуру:
— Иди!
Греческий отряд двинулся к горам, а Мадис весело крикнул вслед беглецам:
— Лупин, передай товарищам, чтобы завтра меня не ждали. Мы напали на след Тиманфа, укрывающегося в горах, и не возвратимся в Афины без этого проклятого мятежника!
Неизмеримую благодарность к великодушному скифу почувствовали Тиманф и его друзья.
Больше приключений не было, и в предрассветной темноте беглецы по двое разместились в четырёх рыбачьих лодках, под грудами сетей. Лодки при благоприятном ветре двинулись в открытое море, на запад, к берегам Саламина.
После краткого совета с рыбаками решено было огибать Саламин с юга, как хотел сделать и Демарат.
Обходить остров с севера, по узкому извилистому проливу, отделявшему Саламин от материка, было опасно: надсмотрщики Гиппия могли заинтересоваться подозрительной флотилией, направлявшейся в Мегары.
Плавание проходило благополучно. Держась вдали от берегов, лодки сначала шли под парусами, а когда попутный ветер утих, рыбаки стали грести. В гребле им помогали и пассажиры, выбравшиеся из-под сетей.
Около полудня маленькая флотилия миновала западный берег Саламина и повернула на север, к Мегарам. На счастье беглецов, море было пустынно: ни одна триера не встретилась на пути, не попадались и торговые суда.
Эвротея вознесла бесчисленное множество молений к богам-олимпийцам, обещая им богатые жертвы, если рискованное плавание увенчается успехом.
Тиманф вылил в воду кувшинчик масла и опустил золотую монету в жертву властителю морей Посейдону, чтобы тот не наслал на странников бурю.
К вечеру показался берег и на нём белые дома Нисеи. Вероятно, рыбаки, ободрённые удачей и хорошей погодой, несколько забыли о благоразумии и слишком приблизились к гавани, потому что оттуда выплыли две большие лодки и двинулись им наперерез.
— Надсмотрщики Гиппия! — воскликнул, побледнев, Ксенофан, старший из рыбаков. — Да хранят нас всемогущие боги!
Скрываться под сетями было бессмысленно: наёмники тирана обязательно всё переворошат в лодках. Оставалось одно: бежать, надеясь, что судно Демарата не слишком далеко и что они успеют добраться до него, опередив погоню.
Началась бешеная гребля. Лодки шли невдалеке одна от другой, и Тиманф громко ободрял рыбаков и своих спутников. Он греб с отчаянной энергией, а Эвротея с обезумевшим от страха лицом взывала к богам.
Люди Гиппия вначале не очень спешили: они хотели осмотреть лодки лишь для очистки совести. Но, увидев, что флотилия прибавила ходу, в свою очередь налегли на вёсла. Их лодки были шестивесельными, а рыбаки располагали только четырьмя вёслами на каждом суденышке.
Перевес был за преследователями. Расстояние между ними и погоней быстро сокращалось, но в это время Периандр радостно закричал:
— «Артемида»!
До ольвийского корабля было ещё около двух десятков стадиев. Воодушевлённые беглецы так ударили, вёслами, что лодки, пеня воду, ринулись вперёд. Но и преследователи, видимо рассчитывая на богатую добычу, удвоили усилия.
Четыре, три, два, один стадий… Только полстадия, наконец, отделяло беглецов от преследователей, и на нисейских лодках уже поднялись воины, размахивая мечами.
Тиманф готов был отдать приказ бросить греблю, схватиться за оружие и вступить в неравную битву, но корабль Демарата двинулся под вёслами навстречу флотилии Тиманфа.
Свободные от гребли матросы во главе с капитаном, грозя мечами и копьями преследователям, ободряли беглецов. Видя, что соотношение сил изменилось не в их пользу, люди Гиппия сначала замедлили ход своих лодок, а потом и вовсе повернули назад, сопровождаемые насмешками ольвиополитов.
Фалерские рыбаки согнулись над вёслами, благоразумно скрывая лица от нисейцев: ведь им, рыбакам, ещё предстояло возвращение в Аттику.
Беглецы поспешно поднялись на борт. Тиманф и Демарат упали в объятия друг друга. Эвротея, прижимая к себе Филиппа, рыдала от радости.
Матросы «Артемиды», окружив Баллура, Периандра и остальных, хлопали их по плечу, дружески целовали, поздравляли с избавлением от опасности.
Отстранив от себя Тиманфа, Демарат горестно оглядел брата. Немногим более двух месяцев назад они расстались, а какая перемена! Тиманф, вождь и любимец паралиев, борец за их свободу, потерпел крушение своих замыслов почти накануне их осуществления. Он вынужден покинуть родину, и, быть может, надолго. Вот он стоит в одежде раба, с небрежно срезанными волосами, исхудалый и постаревший. На глазах у Демарата навернулись слёзы.
— О брат мой, — воскликнул моряк, — как жестоко подшутила над тобой судьба!
— Все мы в руках богов, — согласился Тиманф. — Но ты сдержал слово и явился вовремя.
— Я сделал всё, что было в моих силах, — сказал Демарат. Матросы «Артемиды», пользуясь тем, что начался попутный ветер, подняли на мачте парус, и судно двинулось прочь от Нисеи.
