Маркел кивнул, что понимает. Дядя Трофим молчал. Маркел спросил:
— И что?
— А ничего! — сказал дядя Трофим. — Ему что?! Мы его на дыбу, он висит. Мы его в кнуты, а он опять висит. Государя принесут… — Тут дядя Трофим замолчал, пристально посмотрел на Маркела и строго сказал: — И ты не сболтни где по дурости, понял?!
Маркел кивнул. Дядя Трофим продолжил:
— Не ходит уже государь. Встать не может. Разнесло его всего! В чирьях весь! Огнем весь горит! А этот нехристь насмехается: не жилец ты, говорит, великий царь-государь, дни твои сочтены, помрешь ты в среду, в Кириллов день.
— Так сегодня уже вторник! — воскликнул Маркел.
— А завтра среда, — сказал, недобро усмехаясь, дядя Трофим. — Кириллов день завтра. Завтра срок. И я говорю: надо его на стряску! И сечь до кости, чтобы он порчу снял! А князь Семен отвечает: больше трех раз в день поднимать на дыбу не положено, таков закон. А я: какой закон! А если государь помрет?! А князь…
И дядя Трофим замолчал, начал оглядываться. А после перегнулся через стол и прошептал Маркелу на самое ухо:
— А князь Семен отвечает: значит, такова будет Господня воля!
И резко сел на место и перекрестился. Маркел тоже. Дядя Трофим посмотрел на бутыль. Маркел налил. Дядя Трофим сказал обычным голосом:
— А ведь так оно и есть: все мы под Богом ходим. Как он пожелает, так и будет. Вот за это мы и выпьем.
Они молча выпили. Дядя Трофим утерся и сказал:
— Я сегодня целый день там был, в застенке. Рук, ног не чуял, так устал! А после только пришел, только прилег вздремнуть, слышу: сани подъезжают. И это ты. А завтра мне с утра опять туда. Может, еще до свету. Так что мне сейчас много пить нельзя. А то поднимут ночью, и надо идти к царю, а я — как грязь! Разве это дело?
Маркел мотнул головой, что не дело.
— Ладно, — сказал дядя Трофим. — Хватит про это. Ты лучше про себя расскажи, что там у вас, как Карп, как воевода.
— Воевода у нас теперь новый, — ответил Маркел. — Старого еще по осени сменили. У нас же их почти что каждый год меняют. Чтобы корней не пускали.
— Да-а! — нараспев сказал дядя Трофим. — И так сейчас везде. Царь у нас строгий. А если с ним вдруг что? Кого после него садить? А… — и опять замолчал, начал невольно осматриваться, а после сказал в сердцах: — А! Наливай! Все равно вечер пропал. А завтра если даст Бог день, так даст, и чем голову поправить.
Маркел начал наливать, а сам подумал: темнишь ты, дядя Трофим, ох, темнишь, какая еще комета, не было этой зимой никаких комет, тихо было, слава Богу, а вот три года тому назад была, что правда, то правда, и бед она наделала. Подумав так, Маркел отставил на место бутыль и взялся за шкалик. Они выпили.
— Надо закусывать, — сказал дядя Трофим. — А то вдруг и в самом деле посреди ночи поднимут и скажут: иди на службу! А как я пойду?
И он срезал себе еще кусок кабанчика. Маркел осмелел и спросил:
— А как это так получается, дядя Трофим, что наш такой грозный царь-государь вдруг какому-то нехристю такую волю дал?!
— Какую еще волю? — настороженно спросил дядя Трофим.
— Ну как какую?! — удивленно продолжал Маркел. — Ведь раньше всегда было как? Ведь же только государь почует или ему только подумается, что кто-то на него недоброе задумал, так, будь это хоть самый знатный боярин, а хоть и высший иноческий чин, он же его сразу на плаху! И голову долой! А тут какой-то лопарь — и вдруг напрямую царю говорит, что ему завтра не жить, и царь это терпит. Как такое понимать?!
Дядя Трофим помолчал, после даже поморгал глазами и очень сердито, но очень негромко спросил:
— Ты это что, с меня допрос снимаешь?
— Зачем допрос? — сказал Маркел. — Просто любопытно стало.
— Га! — громко выдохнул дядя Трофим уже не таким сердитым голосом. — А ты ловкий малый. И как это я тебя, когда у вас был, просмотрел?!
Тогда Маркел, уже совсем осмелевший, продолжил:
— И еще комета. Это про какую разговор? Не слыхал я в этом году про кометы.
Дядя Трофим недовольно нахмурился, пожевал губами, посмотрел на бутыль… Но кивать на нее не стал, а сказал уже вот что:
— Это была непростая комета. Не всем было дано ее видеть. А вот царь видел! И кое-кто еще другой. А ты кто такой?! Вот ты и не видел. И сколько можно болтать?! Я весь день был на ногах и завтра буду также, а ты знай себе лясы точишь. Тебе что?! Ты в разъезде, ты завтра можешь хоть до самого вечера дрыхнуть, а мне ни свет ни заря сразу в застенок, на службу. Ложись спать! Вот прямо здесь, на этой лавке. Завтра обо всем договорим.
Маркел спорить не стал и, осмотревшись, сразу начал разуваться.
— Погасишь свет! — строго сказал дядя Трофим, а сам развернулся и пошел к той двери, которая была возле ковра с пистолями.
Маркел поплевал на пальцы и взялся ими за лучину. Огонь пошипел и погас. Маркел положил шапку под голову, лег, закрыл глаза…
Но тут же спохватился и, опять открыв их, повернулся к иконам, к мерцавшей там лампадке, перекрестился и подумал, что в очень недоброе время приехал он в Москву. Не дай Бог, подумал Маркел дальше, с царем что-нибудь случится — что тогда? А что-нибудь случится обязательно! Помрет царь — будет один случай, выживет — будет другой. Если помрет, бояре между собой схватятся, потому что у царя два сына и одни бояре станут за одного, а вторые за второго, и что тут тогда в Москве начнется, даже представить страшно. Ну а если царь выживет, то он тогда сразу начнет розыск, откуда этот лопарь взялся, кто его научил такие речи говорить на государя, грозить ему смертью?! И как пойдет садить на колья, рубить головы, варить в котлах, веревками перетирать… И что там еще? А, вот, травить медведями. Подумав про медведей, Маркел вздрогнул, это ему было знакомо, он таким царя однажды видел. И, чтобы больше это не вспоминать, Маркел зажмурился. А чтобы совсем отвлечься, стал вспоминать слова дяди Трофима и думать, для чего ему было темнить…
А для чего ему говорить правду, тут же подумал Маркел. Кто он такой дяде Трофиму? И кто он вообще такой? И тут Маркел как задумался, кто он в самом деле такой и для чего он сюда, в Москву, приехал и откуда, и дальше как начал вспоминать то одно, то другое, так очень скоро не заметил, как заснул.
Но долго поспать ему не дали. Еще было темно, когда Маркел услышал, как затопали по ступеням сапоги, а после рванули дверь. Маркел хотел встать, но не смог, очень уж болела голова, и поэтому он только приподнялся и увидел — в дверях стоят двое. Один из них громко воскликнул:
— Трофим, мать твою, ты где?!
Маркел сунул руку к ножу. Те двое сразу кинулись к нему. Маркел остерегся бить ножом и затаился. И слава Богу! Один из них склонился на Маркелом и в сердцах сказал:
