Игорь Агафонов - Кровь королей

они все кормят ворон.

 - Что ж, пожалуй, на сегодня достаточно. Пора распустить народ по домам.

Надо еще... Но тут из дверей особняка показался Феликс. Он волочил за собой

какого-то тщедушного человечка. Тот упирался и о чем-то слезливо умолял.

 - Вот, еще одного изловили, - бросил бородач, бросая пленника в середину

круга. - В сундуке прятался. Крысеныш какой-то.

 - Пустите меня, добрые люди! - немедля заголосил тот, ползая в пыли. - Я

не из людей Гирция! Я всего лишь мирный торговец книгами, негодяй сам меня

обобрал, не заплатив...

 - Кого я вижу! - оборвал его причитания Утер. Подавшись вперед, он

внимательно разглядывал добычу Феликса. - Старый знакомый. Теперь уже

книгами торгуешь, а раньше вроде бы шерстью перебивался... Вот это повезло

мне сегодня! Вот уж повезло, так повезло!

 Человек поднял голову, и Фульциний тотчас узнал Луция Аррия - того самого

лжеторговца, что навел на них банду Сигерика и удрал, едва завидев Утера, в

ту ночь, когда они искали Ливию. На лице Аррия мелькнули, быстро сменяя друг

друга, ненависть, ужас, отчаяние. Он тоже понял, в чьи руки попал.

 - Та-ак, - сказал Утер. - Ну, уж теперь ты от меня не уйдешь. А ты,

Феликс, ошибаешься. Это не какой-нибудь там крысеныш. Это настоящая змея.

Такого предателя еще поискать! Нет, народ сегодня без зрелища не останется.

Узнал меня, гад?!

 Арий не ответил. От страха он, казалось, лишился речи, но Утеру ответ и не

требовался.

 - Конечно, узнал! Там, в лесу я тебя упустил, но сегодня ты никуда не

денешься. Прощайся с жизнью, свинья!

 Утер поднялся и пнул валявшегося в ногах предателя. Арий вскрикнул,

отлетев на пару шагов, но встать даже не попытался.

 - Этот человек виновен в измене Риму и императору! - громко провозгласил

бывший король. - Это его стараниями римская армия была разбита за Роданом

год назад, а еще раньше он же предал союзников-бриттов. Вот с какой падалью

водил дружбу Гирций! Гирция мы оставили на завтра, но с этой змеей покончим

сейчас. Достоин ли подлый изменник смерти, добрые граждане?!

 - Убей! Убей! Смерть ему! - кричала толпа.

 Утер хищно усмехнулся и склонился над Аррием.

 - Хочешь ли ты сказать что-нибудь в свое оправдание? - спросил он. - Хотя,

что ты можешь сказать?

 - Пощади..., - размазывая по лицу слезы и грязь, проскулил Луций. -

Пощади, господин!

 Утер резко приподнял его за тунику и взглянул ему прямо в глаза.

 - Сейчас я убью тебя, тварь, - сказал он. - Но хочу, чтобы ты знал, почему

умираешь. Ты ответишь мне и Господу за Дероха, за Хелога, за Донарта. За

всех, кто остался лежать на поле смерти при Деоле. За двенадцать тысяч

славных воинов, которых ты обрек на смерть своим предательством. Тебе и

теперь нечего мне сказать, ублюдок?

 - Пощади...

 Утер швырнул его на землю и вынул меч.

 - Приговор вынесен. Смерть предателю. Видит Бог, роль палача мне претит,

но ради моих павших товарищей я сделаю это сам. На колени, скотина!

 Уже ничего не соображая, охваченный ужасом, Аррий медленно встал на

колени.

 - Да свершиться правосудие!

 Утер поднял оружие, но, вопреки всем ожиданиям, не отсек предателю голову.

Крутанув меч, он вонзил его в живот Луция и резко дернул. Кровь хлынула на

пыльную землю, вывалились кишки. Аррий со стоном упал, напрасно пытаясь

зажать руками страшную рану, а Утер стоял над ним, глядя как тот бьется в

последней агонии.

 Предатель умирал около четверти часа и все это время бывший король, не

двигаясь, смотрел на него. Может быть, он вспоминал погибших друзей, чьи

отомщенные, наконец, души сейчас ликовали на небесах.

 Пресыщенная кровью толпа расходилась молча. Разошлись и их воины -

большинство направлялось в таверны, спеша промочить горло после наполненного

смертями и свершившейся местью такого длинного дня. Рядом с Утером остался

один лишь Фульциний. Он тоже смотрел на мучения того, по чьей вине они

попали в этот городок, где окончилась жизнь, той, кого он любил, но радости

он не чувствовал. Эта смерть, как и смерть Сигерика, не могла вернуть ему

Ливию.

 'Боги, почему же вы так жестоки?', - думал он. 'Этот мир мне и так чужой.

Но вам этого мало. Вы забираете всех, кто мне дорог. Одного за другим.

Сначала друзья, потом... Что у меня осталось? Что теперь у меня осталось?

Ради чего еще стоит жить?'

 - Всё, - сказал вдруг Утер, повернувшись к нему. - Змея, наконец, издохла.

Пусть падаль останется здесь. Пойдем выпьем, друг Марк. Тебе это нужно. Да и

мне тоже, пожалуй...

 Сначала послышался звон ключей, потом лязгнул тяжелый железный засов, и

дверь с недовольным скрипом отворилась. Она определенно не любила

открываться и выпускать на волю узников.

 Петрей прищурился и поднял руку, заслоняясь от яркого света - глаза успели

привыкнуть к темноте. В дверь просунулась голова бургундского стражника.

 - Римлянин, выходи, - сказал он и отступил в сторону.

 Центурион поднялся на ноги, почти не сомневаясь, кого он увидит за дверью.

Он не ошибся, в коридоре стоял Феликс. Покачав головой, священник с

неудовольствием оглядел узника.

 - Пошли, герой, - сказал он. - Хотел бы я знать, для чего ты устроил все

эти ночные безумства. Какая муха тебя укусила?

 Петрей невозмутимо пожал плечами, но отвечать не стал - не хватало еще

болтать при стражниках. Все то время, что они шли через широкий двор

лугдунской крепости, говорил один только Феликс.

 - О чем ты только думал? - сокрушался он. - Мне пришлось самому обратиться

к королю Гундиоху. Но и моего слова было бы мало. Хорошо еще, добрый Патий

согласился за тебя заступиться. Хотя и сделал он это скрепя сердце. Два

епископа за тебя просили! Это ты понимаешь? Впрочем, нечестивый Гундиох мог

и не прислушаться к нашим словам, да за тебя поручился некий Хаген и еще

какой-то бургундский офицер - настоящий титан, судя по виду. Мне показалось,

их заступничество в глазах старика было более весомым, чем наше. Ну да,

слава Богу, тебя все же выпустили.

 Они остановились перед воротами, ожидая пока их откроют. Здесь же у ворот

стражник вернул Петрею отобранный при задержании меч.

 - Это же надо додуматься - ограбить греческого купца! За этим ли мы

прибыли в Лугдун? Я был о тебе лучшего мнения, Петрей!

 - Я и сам был о себе лучшего мнения, - сказал центурион, едва они покинули

крепость. - Надо было прирезать грязного развратника. Зря я Лутация пожалел.