Княжич Олекса. Сказ первый - Анна Архипова

ударом, один глаз, полуприкрытый разорванным веком, вспух и был так залит кровью, что нельзя было понять, что от него осталось. Но Мусуд не пытался остановить кровь, он не думал о ране, он думал только об Александре!

— Мусуд! — выдохнул княжич. Он ударил кормильца в порыве гнева, который, вспыхнув, застлал Александру разум, понуждая добиваться желаемого любым средством. В тот миг он был готов убить Мусуда, если тот встанет у него на пути! Но это было в тот миг! А сейчас…

Сейчас Александр, видя рану Мусуда, побледнел, чувствуя ужас перед собственным поступком.

Ночевать и вправду пришлось на полпути к Торжку.

Старшой приказал отряду остановится у разоренной веси кривичей, где после мора и ушкуйничих набегов не уцелела ни одна душа — остались только черные ямы на месте землянок с клочками вереска и гнилой соломы. Алдопий расставил дозор вокруг становища, позаботился о том, чтобы Водовик был надежно окружен да и новугородские ратники были под надлежащим присмотром.

Ярославовы дружинники расседлали коней, развели костры, пристроили котелки. Над становищем вскоре завитал запах жирной похлебки, радующий всякого, кто пережил нелегкий, полный опасностей день. Мужики переговаривались меж собой, добродушно посмеивались, хлебая похлебку — не забыв накормить и примкнувших к отряду новугородцев.

Александр сидел у костра молча, стороной от всех. Он вперился взглядом в огонь, не в силах видеть Мусуда, устроившегося неподалеку. Поджав ноги под себя, Мусуд устроился на земле; изредка грязной скомканной тряпицей промокая рану на месте глаза, продолжающую кровоточить, татарин меж тем прихлебывал сытное варево из деревянной плошки, отмахивался от мошкары, и порою перебрасывался словом-другим с кем-нибудь из мужиков. Он держал себя так, будто бы и не случилось ничего! Будто и не хлестнул его Александр витнем на виду у отцовских воев — словно Мусуд был каким-то холопищем, а не кормильцем и телохранителем!

Сделанного не воротишь! Натворил Александр дел: Мусуда унизил, слово быть послушным, данное отцу, напрочь позабыл… Впрочем, княжич твердо знал: кормилец будет защищать его перед Ярославом несмотря ни на что. Знал и то, что Мусуд никогда не припомнит ему случившегося и останется ему наставником и верным охранителем. Но от знания этого было так тяжко и тошно, что хотелось Александру сунуть руку в огонь, чтоб болью затмить мучавшие его мысли!

Вымолвить бы хоть что-нибудь, признать злую ошибку, средоумность свою, горячность! Да не умел княжич говорить слов раскаяния, не учили его им, не требовали с него этого никогда.

— Олекса, похлебка стынет, — сказал Мусуд, заметив, что мальчик не притронулся к своей еде. — Поешь, сил набирайся.

Александр сжал зубы, сделав вид, что не слышит его.

Во тьме за пролеском, со стороны торговой дороги, послышались лошадиное ржание, скрип колес и собачий лай. К становищу выехала, подпрыгивая на кочках, старая повозка запряженная худой клячей, вокруг которой вился взъерошенный полудикий пес. Из большого деревянного короба на повозке выглядывали чумазые лица детей и женщин, рядом шагали несколько крепких юношей.

— Эй! Чего потеряли здесь, оборванцы? — крикнули дозорные. — Чего во тьме шарашитесь?

Кляча остановилась и шумно фыркнула. Из короба выбрался старик в лохмотьях — кривой, тощий и такой косматый, что не мудрено его было принять за лешего. Старик поклонился подошедшему Алдопию и заговорил певучим голосом:

— Исполать вам! Пришли на огонек, добрые люди! Скоморохи мы — вольный народ, народ веселый — живем на дороге, идем куда глаза глядят, едим, что бог пошлет! Пустите к огоньку обогреться!

Алдопий нахмурился:

— Идите-ка вы, народ веселый, лучше туда, куда вас бог послал.

— К вам и послал, — живо ответствовал старик.

Старшой бросил коротко дозорным: «Гнать их в шею!» и пошел обратно к костру. Дозорные криками, пинками и тяжелыми оплеухами стали выпроваживать незваных гостей. Дети в коробе завыли, пес бросился на обидчиков, захлебываясь в бешенном лае. Когда Александр спросил Алдопия, что за шум там такой, тот пожал плечами:

— Ходят тут шатуны всякие, сраму не имут, обогреться просятся. Велел гнать.

— Отчего так? — удивился княжич. — Нам разве холоднее станет, если и они погреются? Кто они?

— Говорят — скоморохи.

— Скажи дозорным, пусть пропустят их к костру, — распорядился Александр. — От нас не убудет.

Алдопий, хоть и был недоволен этим решением, встал и отправился выполнять его. Нищих скоморохов допустили к огню, велев вести себя потише, по становищу не ходить да воинов разговорами не донимать. Гости, благодарные за приют, никому не мешали: рассадили детей обогреться, достали сухари и, запивая кипятком, принялись их жевать. Переяславские дружинники, пожалев их, отдали котелок с остатками похлебки.

— Благодарствуем, добрые люди! — косматый старик низко склонил голову. — Чем порадовать вас за доброту? Быличку рассказать, песней развлечь?

— А чего нет? Развлеки!

Старик поглядел на звездное небо, улыбнулся загадочно и, прочистив горло, запел: