Мефодий, прихрамывая, отправился в сруб. Настена, обгоняя Старца, кинулась вперед, чтоб приготовить ему ложе.
Степан обнялся с Никитой, который терпеливо дожидался в сторонке окончания беседы старших, и вдвоем они быстро определили людей и скотину по опушкам поляны. Никита, взяв с собою четверых отроков, отправился в лес копать могилу убиенным татарам. Настена с помощью пришлых баб занялась стряпней на весь большой табор… Мальцы доили коров и коз…
Тишь лесная, негромкий говор людской, тихие птичьи переливы в вышине скоро убаюкали Мефодия, и Старец уснул спокойным, крепким сном…
Захоронив татар, Никита воротился в скит и подошел к Степану, в великой задуме сидевшему на лавке под навесом.
- Дядь Степан, - молвил отрок. – Мне итить за стадом? Мужики меня дожидаются в лесу, неподалеку, скит бороня.
- Сколь мужиков-то? – Спросил Степан.
- Да десятка полтора всего-то. Остальные ить с дружиною боярина Ондрея ушли. Коль нападут татары большим числом, не сдюжим…
- Лоб в лоб не сдюжим. А я ить тебя как учил? Из засидок бить их будем. Дай мне только пару деньков, чтоб раны поджили… Идите за стадом, Никитка. Коль нарветесь на татар, не прите в лоб. Выжидайте удобный момент и молотите исподтишка. Ты луки наши возьми. Отдай мужикам, кои умеют их пользовать. Лук в засидке – великая сила.
- Вот хорошо, дядь Степан! У мужиков два лука есть, а с нашими-то ужо шесть будет! А меч мне взять с собою берендеев?
- Меч возьми. Им ить только в лесу несподручно биться, а на открытом месте меч - сильное оружье!
Проводив Никиту, Степан ушел за сруб, где сидел, привалившись к дереву, полоненный татарин.
- Ну что, наян, кормить тебя иль жизни решить? – Сказал Степан, присев на корточки подле пленного.
Татарин молча отвернул голову к лесу...
- Знать, не хочешь хлеба… Смерти хочешь…
- Твоя сыльный воина… - татарин скривил губы в жесткой ухмылке. – Твоя минога порубала нашая нукера! Думала, висе? Уже победыла? Нэ-ет, сабак! Висе ишо вперэди! Твоя ишо будет узнават сыла татарский сабла! Башка твой лэтыт на зэмла!
- И-и, братец! - Степан широко улыбнулся. – Моя летит ли, бабка надвое сказала! А твоя-то в моей власти! Ты-то на моей земле, а не я на твоей! И твои ханы никогда боле Русью править не будут!
- Вирошь, сабак! То наш зэмла! И хан Тохтамыш твоя людышка на колена поставит будет!
- Ну, эт мы ишо поглядим, кто на колени-то станет… Ладно, живи покуда. Сейчас не буду я судьбу твою решать… Вот придет Хасан, одноплеменник твой, вот, он пускай судьбу твою и решает!
Степан поднялся и ушел на поляну, где кипел уже людской муравейник…
В ставке на холме, поросшем духмяными травами, из каменистого ложа которого бил ключ с ледяною водой, Тохтамыш принимал беков. Великий хан возлежал на шелковых подушках, холодными глазами поглядывая на кланяющихся мурз, кивком головы указывая каждому его место. Лишь единожды полыхнули недобрым огнем глаза хана – когда в шатер шагнул буртанский оглан Кази-бей.
- Говорят, Кази-бей, у тебя есть жеребец, которого кличут Золотой Барс? Верно ли то, что он самый быстрый в Орде?
Кази-бей враз вспотел, показав потемневшие подмышки, укрытые бархатным капталом.
- Верно, Великий хан, - дрожащим голосом проскрипел буртанский оглан. – Такой конь у меня есть. Но мне не ведомо, самый ли быстрый он в Орде…
- Так что ж ты нам не кажешь своего коня? Почему мы не испытали его на состязаниях скакунов? – голос Тохтамыша звенел сталью.
Кази-бей до земли склонился, метеля ковер выкрашенною хной бородою.
- Великий хан, Я хотел привести к тебе Золотого Барса, но третьего дня он зашиб ногу. Как только конь поправится, я явлю его пред твоими очами.
Тохтамыш кивнул, брезгливо глядя на согнутую спину буртана. Он не любил жидов – ни кавказских, как этот рыжий оглан, ни фряжских, ни палестинских. Да только нет среди них такого, который провел бы Великого хана. Его соглядатаи зорко следят за лучшими конями в его войске и в окрестных землях, так же, как и за их правителями. Лучшие кони должны быть в Орде, чтобы другие народы ее не обскакали…
Внимательно оглядев беков, рассевшихся на подушках в тени шатра, Тохтамыш заговорил глухим голосом:
- Ты, Батарбек, с пятью тысячами воинов пойдешь на Казань. Об эту пору там много купцов и торгового люда. Убивать их не надо. Отбери у них все товары, все припасы и скажи, что это в счет многолетних долгов московского князя. От Казани пойдешь на Москву: незаметно и быстро. Где пройдешь, не оставляй ничего и никого живого. Отойдешь от Казани, пошлешь одну тысячу на Владимир, другую – на Суздаль! Города брать с налету! Если не взяли изгоном, не биться, уходить к Москве.
Батарбек упал ниц пред Великим ханом, лицом коснувшись пыльного ковра.
- Я все понял, повелитель! Все исполним.
- Кази-бей! – Тохтамыш повернул свое лунообразное лицо к буртану. – Ты пойдешь во главе тумена горских джигитов. Будь беспощаден! Отправь домой все лишнее, я знаю: ты привык кормиться с серебряных блюд и чаш, а в твоем обозе сотня молодых невольниц и красивых мальчиков… Ты поведешь свой тумен на полночь…
- Но повелитель! – буртанский оглан вскочил на ноги. Рыжая борода Кази-бея тряслась. – У нас мало припасов, мы не рассчитывали на долгий поход! У нас нет железных броней…
- Пропитание воин находит сам! – жестко отрезал хан, прервав стенания буртана. – А брони в этом набеге вам не нужны – достаточно мечей и луков.
- Куда мы идем, Великий хан? – не унимался Кази-бей.
- Ты узнаешь об этом завтра на рассвете. Ступай к своим джигитам и скажи: ни один не вернется с пустыми руками!
Когда беки, получив приказы на поход, кланяясь, вышли из шатра, хан склонился к мурзе Адашу – главному харабарчи Орды.
