Как только трубные звуки умолкли, окружавшие Эдмунда рыцари поспешно вскочили на коней и схватились за копья, которые держали наготове их эсквайры. Если это единоборство перейдет в общую схватку, они с радостью готовы принять в ней участие.
Многие недели Эдмунд не испытывал такого радостного возбуждения, как в момент, когда отсалютовал графу Тюржи и смело вступил в огороженное пространство. Лазурно-голубой подарок Аликс развевался у его колен. Ремень щита покоился на левом плече.
Но вот раздались пронзительные крики зрителей. Под прикрытием большого, тщательно отполированного щита с рельефным украшением в центре появился барон Дрого из Четраро.
Оснащение ломбардца, как заметил Герт в пылу нетерпеливого ожидания, было сходно с оснащением его господина. Исключение составляла тяжелая кожаная сумка, прикрепленная к поясу барона. Каково ее назначение? Из толпы зрителей неслись крики нетерпеливого ожидания. Расстояние, отделявшее бойцов в алом и голубом, неуклонно сокращалось.
Барон Дрого обнажил меч и издал боевой клич: «Четраро! За Четраро!» Эдмунд прокричал: «Святой Михаил за Монтгомери!» – и начал приближаться к своему противнику. Он был не столь грузным, как его враг, и, вероятно, более свободен в движениях.
Сверкая глазами, ломбардец задержал шаг, чтобы встретить приближавшегося Эдмунда. Затем широко размахнулся мечом. Но прежде чем ломбардец нанес удар, граф ловко закрылся щитом, увернулся от удара и в свою очередь направил удар противнику в лицо, но не достиг желаемого успеха.
Зрители замерли, когда ломбардец, отпрянув назад, нанес Эдмунду ужасный удар. Его клинок глубоко вошел в окованный железом деревянный щит графа. Англо-норманн сделал встречный выпад, и боец в алом, взревев, отступил на шаг: меч его противника надвое рассек его щит.
Все внимание Эдмунда сосредоточилось на сверкающих глазах Четраро и его красном лице. Но Эдмунд недооценил подвижности ломбардца. Тот снова бросился на него.
– Вот тебе… иноземный болван! – Четраро нанес резкий удар мечом, и Эдмунду едва удалось его парировать. Скрежет и звон столкнувшихся клинков громко разнеслись над лугом. Толпа замерла в напряженном ожидании…
Бой продолжался. И вдруг подбитая железом подошва Эдмунда поскользнулась на пучке влажной травы. Он упал на колено. Хозяин алого плаща испустил дикий вопль и ринулся вперед, стремясь воспользоваться преимуществом. Но Эдмунд успел вовремя прикрыться щитом. Ошеломленный происшедшим, испытывая острую боль в плече, он тем не менее поднялся на ноги. Ему удалось уклониться от следующего удара ломбардца. Удача ободрила Эдмунда. Острие его меча сотрясло грудь противника, который уже дышал, как загнанный пес.
Однако ломбардец снова кинулся в атаку, на этот раз нанося горизонтальные удары. Эдмунд, пытаясь отразить их, вновь потерял равновесие. Второй удар пришелся по его щиту, верхний ремень которого сорвался с его руки.
– Брось щит! Освободись от него! – крикнул сэр Тустэн, перекрывая шум толпы.
Очевидно, так и следовало сделать. Поэтому Эдмунд стал медленно отступать по ристалищу, парируя удары и пытаясь сбросить поврежденный щит.
– Стой! – вопил Дикий Вепрь. Пятна похожей на пену слюны покрывали его бороду и обвисшие усы.
Наконец Эдмунду удалось оторваться от него. Схватив меч Хью обеими руками и испустив боевой клич, Эдмунд ринулся в атаку. Обеими руками он обрушил на щит противника такой удар, что ломбардец отлетел назад, а кони вокруг ристалища захрипели, услышав знакомый звон оружия. Отчаянно ругаясь, всадники пытались успокоить лошадей.
К счастью, Дрого не сразу понял, какое преимущество в движениях получил его враг, отбросив щит. Обеими руками было легче размахивать мечом и наносить тяжелые удары.
Зрители из Сан-Северино разразились ликующими криками одобрения, когда Эдмунд, их боец, рассек пополам щит Дикого Вепря. В эту минуту молодой граф услышал клич: «Святой Михаил за Монтгомери!», которым Герт подбадривал хозяина. И Эдмунд почувствовал, что он не одинок, сражаясь в окружении иноземцев.
С яростью, удвоенной уважением к силе и ловкости друг друга, противники кружили по поляне, кидаясь друг на друга, как заводные. Загорелые лица, наблюдавшие за ристалищем, напряглись в ожидании финала.
Тустэн бросил тревожный взгляд на Герта: молодой загорелый саксонец начал заметно бледнеть.
– Моему господину пора брать верх, – волнуясь, бормотал он.
– Терпение, – пытался успокоить его ветеран. – Лучше подскажи своему лорду, чтобы он остерегался неожиданностей.
Оруженосец кивнул, но начал ощупывать тот топор с короткой ручкой, которым мог владеть с убийственной силой.
Измотанный и усталый, как никогда раньше, Эдмунд сражался, применяя все свое умение. Подобное единоборство давно уже должно было закончиться. Один из противников пал бы мертвым. В противном случае он на коленях умолял бы даровать ему жизнь за выкуп. Но бой не кончался. Эдмунд тяжело дышал, пот заливал ему глаза, влажные руки менее крепко сжимали рукоять меча. Ему казалось – ломбардец неутомим. Действительно, его удары все труднее было парировать, тогда как собственные мышцы начали гореть и дрожать мелкой дрожью.
Между тем мертвенно-бледная Аликс кинулась на колени на башне. Она молилась, обещая дорогие приношения святому Михаилу, патрону Эдмунда, если только ее избранник одержит верх. Что касается Розамунды, то, перегнувшись через парапет башни, сжав губы в прямую бескровную полосу, она с глубоким волнением следила за каждым движением фигурок в алом и голубом, передвигавшихся далеко внизу.
– О Боже, смилуйся над ними обоими! – молила она.
Ломбардец наносил удар за ударом быстро и с большой точностью. И Эдмунду требовалось все его умение и ловкость. И вдруг, перекинув меч в левую руку, Дрого ухватился за тяжелую сумку, прикрепленную к поясу.
И если бы не внезапный предостерегающий крик сэра Тустэна, с Эдмундом де Монтгомери было бы покончено…
– Закрой глаза! – закричал Эдмунду одноглазый ветеран, и в ту же секунду у молодого графа, готовившегося к заключительному обмену ударами, свет померк в глазах.
Он поспешно отпрянул в сторону, но несметное количество твердых частиц ударилось о его щеку. Песчинки проникли в глаза, вызывая острую боль и слезы, и, если бы не предупреждение сэра Тустэна, ослепленный Эдмунд стал бы легкой добычей для острого меча ломбардца.
Ярость от коварства бесчестного врага помогла Эдмунду собраться с силами. В то же время горький опыт заставил быть более осмотрительным. Он понимал, что, пока не сможет совершенно четко видеть своего врага, лучше всего запастись терпением и просто парировать удары. Однако его подстерегала еще одна беда: его меч сломался – отлетела половина клинка. Изумлению зрителей из Сан-Северино не было предела. Никто из них еще такого не видел.
