— Так с кем воевать? — Удивился Головлёв. — Противника под эти лодки не существует, мы флот любой страны надводными кораблями догоним и размолотим. На кой чёрт нам головная боль?
— Говорю же, надо нарабатывать производственный и эксплуатационный опыт. Будем строить по одной-две подлодки, нещадно эксплуатировать их, и, устранять недостатки по результатам испытаний. Личный состав обучим заранее, чтобы к нужному моменту у нас были готовые подводники и оборудование для изготовления качественных подлодок. — Корнеев удивлённо смотрел на Головлёва.
— Ладно, пусть будут подлодки, запас карман не тянет. — Согласился наместник. Затем оглядел обоих друзей. — Всё, что ли? Тогда пошли ко мне, Лариса сегодня с обеда стряпает, а из Королевца новые пластинки привезли, послушаем.
— Пошли, — быстро поднялись друзья, Ларисино угощение всегда радовало гостей, да и сам Петро любил удивить друзей хорошим вином. Что ещё надо трём старым друзьям для хорошей застольной беседы?
— О, солнцеликий шах, эмир Джелаль-эд-Дин просит принять его по важному делу, — низко склонился к полу, укрытому двумя слоями мягких ковров, хранитель дворцовых покоев, выглядевший весьма нервным. Настолько, что это заметил даже сам шах Аббас, славный представитель династии Сефевидов, расширившей владения Персии от пустынь Средней Азии до тучных полей Междуречья. Сам султан Оттоманской империи Мурад в многолетней войне склонился к миру с Персией, устрашённый непобедимыми воинами Исфахана.
— Проси, — шах махнул рукой чтецу, услаждавшему слух Аббаса стихами несравненного Хайяма, рубаи которого доставляли истинное наслаждение своим двойным и тройным смыслом. Чтец быстро поднялся с ковра и скользнул за дверь, едва не столкнувшись с входящим в покои Джелаль-эд-Дином. Полководец удержался от пинка недостойному бездельнику, шагнув вперёд, остановился на подобающем расстоянии от величайшего из правителей Персии, шаха Аббаса.
— Солнцеликий, только что прибыл гонец по южной дороге с важным сообщением. Войско русов на подходе к городским стенам Исфахана, гонец видел их в половине дневного перехода от города два часа назад. — Лучший военачальник Персии склонил голову, предоставляя шаху время понять смысл своих слов.
— Какие русы? Только позавчера прибыл гонец с сообщением о высадке этих гяуров на южном побережье страны. Они не могли добраться так быстро до Исфахана! — Аббас выглядел удивлённым, но не испуганным. Шах пытался разобраться в путанице и пресечь панику. — Не хочешь же ты сказать, что от побережья можно добраться до нашей столицы за четыре дня? У русов разве есть ковры-самолёты?
— Можно или нельзя, я не знаю. Моё дело — охранять солнцеликого шаха и столицу Персии. Я отправил на южную дорогу три тысячи конных дружинников, они смогут задержать русов, надеюсь, хотя бы до вечера. Нужно решать, солнцеликий, оставаться так близко от вражеской армии опасно. Прошу дать распоряжение о срочном отъезде двора из Исфахана, на север, в Кум или Тегеран. Срочно, сегодня же ночью.
— Ты меня пугаешь, — тихим голосом ответил шах, побледневший от ужасной новости. Джелаль-эд-Дин никогда не был трусом, в его преданности не было оснований сомневаться. Однако, привычка во всём видеть подвох, возможный заговор против свой власти, заставила Аббаса высказать свои сомнения. — В городе двадцать тысяч опытных ветеранов, шесть тысяч городских стражников. По донесениям первого гонца, русов высадилось на берег не больше пяти тысяч пехотинцев, без коней или верблюдов. Откуда они здесь?
— Гонец сообщает о странных самодвижущихся повозках, которые катятся быстрее скачущего всадника. На этих повозках русы перегоняют любого конного вестника, потому мы не успели получить донесения прежних гонцов.
Шах встал с подушек, на которых недавно лежал, наслаждаясь стихами в послеполуденной неге. Лето в этом году наступило рано, от изнуряющей жары можно было укрыться лишь за толстыми стенами дворца, с окнами, выходящими во внутренний дворик. Там, закрытые от любопытных глаз, под сенью высоких деревьев, рядом с журчащим фонтаном играли жены и наложницы шаха, под бдительным присмотром евнухов. Сейчас, в напряжённом молчании после страшных новостей, весёлый щебет и смех женщин, долетавший до второго этажа, где отдыхал Аббас, казался неуместным. Владыка Персии подошёл к окну, машинально улыбнулся при взгляде на молодых жён, затем перевёл взор на окраину города, хорошо различимую с высоты дворцовых строений. Жаль, окна выходили на север, хотя, дальше двухчасового перехода от города ничего не видно, в любую сторону. Мешали горы, окружавшие столицу.
Добрая четверть часа понадобилась шаху Аббасу, чтобы поверить в рассказ Джелаль-эд-Дина, осмыслить его, и вызвать приближённых придворных, для организации срочного выезда шахского двора из Исфахана. С собой Аббас решил взять верную тысячу телохранителей и десять тысяч дворцовой конницы, самые преданные лично Аббасу войска. Целый час ушёл на подробные распоряжения, понукания и даже гневные угрозы неповоротливым жирным евнухам. За десять лет своего правления шах Аббас ни разу не покидал столицу вместе с жёнами и казной, в такой спешке. Как всегда бывает в подобных случаях, нужные люди оказывались дома, повозки в ремонте, кони и ослы на пастбище. Однако, при виде смертельно бледного шаха, боявшегося сразу двух опасностей, — переворота и плена, дворцовые чиновники даже не пытались спорить с Аббасом. Выгнав последнего евнуха, шах обессиленно плюхнулся на подушки, но, снова вскочил, в нервной встряске. Только сейчас, разогнав всех подчинённых, Аббас понял, насколько близок он к смерти и потери трона.
— Срочное сообщение от наместника города Казеруна, — хранитель дворцовых покоев в этот день вёл себя совершенно неподобающим образом, видимо, чувствовал опасную ситуацию. Заметив утвердительный кивок шаха, хранитель отошёл в сторону. Двое служек под руки привели гонца, еле стоявшего на ногах. Лица его под слоем пыли не было видно, но парень смог передать пенал со свитком сообщения в руки хранителя, упал на ковёр в глубоком поклоне. Хранитель протёр пенал, осмотрел печать, достал свиток сообщения и гонца унесли.
— Читай, — нетерпеливо бросил шах, усаживаясь за низкий столик, где стояли чашки с остывшим зелёным чаем и шербетом. Аббас так нервничал, что в нарушение этикета, сам добавил себе напитка из чайника и нервно начал пить, прислушиваясь к словам хранителя, читавшего донесение из Карзеруна.
— … за день русы доехали на своих самодвижущихся повозках до Карзеруна, не выходя из этих повозок, перестреляли из своих ружей пять тысяч всадников, выставленных под стенами города. Затем из пушек за полчаса разрушили все крепостные ворота и часть городских стен. Пушки у русов стреляют быстро и далеко, одного выстрела хватило, чтобы разрушить главные ворота города. Городскую стражу русы перебили прямо в Карзеруне, до наступления темноты город был ими захвачен. Отправляю гонца с этими важными сведениями, о солнцеподобный шах, чтобы сообщить о появлении страшных врагов… — закончив чтение, хранитель покоев добавил. — Гонец скакал на самых быстрых скакунах, но, у ворот Исфахана, его перегнали русы на своих повозках. Гонцу пришлось спрятаться и пробираться в город через восточные ворота, пока русы окружали столицу. Только поэтому он смог добраться сюда. Думаю, что все ворота в город закрыты нашей стражей.
