– Какая ты отчаянная, Глаша. Решилась на побег. Да еще в мужском платье. Это так романтично. Как жалко, что я не могу рассказать об этом девочкам. Совсем как во французском романе. Ты ехала одна по пустынным полям…
– И еще по лугам, по лесам, – перебила ее со смехом Глафира. – Если бы тебя за старика стали сватать, ты бы тоже сбежала. Этот Баранов на гнома похож, глаза косят и нос, как у троля.
– Как у моего Петруччи? Ты что, забыла? Тебе папенька куклу-гнома подарил, ручки-ножки фарфоровые. Я этого гнома полюбила, и ты мне его передарила.
– Ах, Варенька. Я ведь приехала твоей помощи просить, а теперь вижу, как это глупо. Ты совсем еще ребенок!
– Вот уже нет!
– Ребенок и живешь в клетке, никого не видишь.
– Как же не вижу? У нас на театре много народу бывает. И великий князь, и великая княгиня Наталья Алексеевна. Такая красавица! И другие вельможи, даже иностранные министры.
– Мне не нужны иностранные министры, – вздохнула Глафира, кляня себя за излишнюю практичность (что пристала к ребенку?). – Мне нужно найти сильных людей из тех, с кем папенька был дружен.
Варя стала загибать пальцы.
– Папенька был дружен с князем Шербатовым, но он в Москве, еще со старым князем Куракиным, но он умер. Про графа К. ты писала, он в Лондоне. Но мы найдем благодетеля. И господин Бецкий нам может помочь. Он добрый.
– Это самый главный начальник в вашем обществе, да? Я слышала. Странная у него фамилия.
– Иван Иванович наш попечитель. А фамилия у него такая, потому что он рожден вне брака. Батюшка его князь Трубецкой.
– Так он бастард? Как я?
– Не люблю, когда ты так говоришь, – поморщилась Варя. – Ты моя любимая сестра. И у Бецкого есть любимица, – можно сказать, фаворитка, – добавила она лукаво.
– Ты?
– Не-ет. Я сама по себе. Любимая – это Глаша Алимова. Она удивительная. Государыня заказала художнику написать ее портрет.
– А тебе не обидно, что твой портрет не пишут?
– Нет, не обидно. Я ведь не очень умная и совсем без талантов, – пожала плечами Варенька. – А Алымова прелесть. Она все знает про Бецкого, и говорит, что он «дитя любви». Его батюшка Иван Юрьевич Трубецкой попал в шведский плен. Давно, еще при государе Петре Великом. И наш Бецкий родился в Стокгольме. Он очень добрый, очень умный, правда, совсем старый. Ему уже семьдесят.
– Значит, он в любую минуту может помереть, – рассудительно сказала Глафира. – И потом – зачем я ему? Мне нужен достойный человек, который знал бы мою историю. Мне предстоит самой вступать в права наследства. Понимаешь?
– Я знаю этого достойного человека. Я тебе о нем писала. Это мой опекун Георгий Александрович Бакунин. Он входит в члены совета попечителей нашего Общества. Он очень добрый и балует меня подарками. И еще, – Варенька слегка покраснела, – у него есть сын. Федор Георгиевич. Очень красивый и порядочный молодой человек. Он очень умный и занимает ответственный пост. В столь младые годы он уже служит секретарем у Панина.
– Это какого Панина?
– Как, ты не знаешь? Никита Иванович Панин, он правая рука нашей обожаемой государыни. Ой, Глашенька, надо тебе знакомиться с жизнью двора. Без этого не проживешь. И не век же тебе жить в мужском обличии.
– Это способ спрятаться.
– А тебя ищут?
– Не знаю.
– Мы вот как поступим, – сказала Варя взрослым и деловым тоном. – Я напишу моему опекуну и спрошу его совета.
– Спасибо, – Глафира благодарно прижала руки к груди. – Только не пиши ему, что я сбежала и все такое… Знаешь, как сделаем? Ты получила от меня письмо, в котором я жалуюсь, мол, не хочу выходить замуж за нелюбимого человека и прошу у тебя помощи. Можешь так написать?
– Могу. А если и это не поможет, я напишу прошение к государыне. – в голосе Вари появились важные, взрослые ноты. Ей явно хотелось похвастаться близостью к сильным мира сего. – Не удивляйся. У нас есть девочка, которая постоянно переписывается с Их Величеством. Девушку эта прозвали Черномазая Левушка. Правда, смешно? Это потому, что она смуглая, а фамилия у нее Левшина. Иногда мы пишем письма государыне сообща. Но это письма веселые, мы хотим порадовать государыню. Письмо-просьба это ведь совсем другое дело. Ты понимаешь?
– Понимаю, – вздохнула Глафира. – Скажи, кто такая Наталья? – спросила она вдруг.
– Она из мещанского училища. Милая девушка, только гордая очень. Это потому, что она красавица.
– При чем здесь это?
– О, наружность часто ослепляет людей. Наталья красивая, но бедная и незнатная, а иные, хоть и дурнушки, куда ближе к счастию, чем она. Мы с ней на прогулке познакомились. Я с качелей упала, а она мимо шла. Помогла мне встать. Я потом нашла ее, хотела косынку подарить, но она не взяла, обиделась. Но потом сама ко мне подошла и отдала письмо от тебя.
– Что это она старается? – подозрительно бросила Глафира.
– Не знаю.
– Тебе, наверное, сложно было сюда прийти?
– О-очень! Девочки из подушек сделали такой кулек, ну, словно я сплю. Если воспитательница обнаружит обман, они скажут, что я в уборной, что у меня живот болит. И очень страшно бежать по ночным коридорам. Я так боюсь Белой Дамы.
– Кого?
– Привидения. В монастыре живет привидение, я тебе точно говорю. – Варенька быстро перекрестилась.
В Смольном существовала устойчивая легенда, что давно, еще при Елизавете Петровне, в стены монастыря замуровали молодую монашку. Конечно, несчастная пострадала за любовь, и теперь она по ночам бродит по всей округе и ищет своих обидчиков. Все знают, что православные монашки носят только черное, а приведение всегда в белом. Да и само прозвище – Дама уже предполагало что-то инородное, романтическое и страшное до колик.
Дверь отворилась и вошла Наталья.
– Прощайтесь.
Глафира и Варя, заторопились, заговорили разом. Обе не знали, состоится ли повторная встреча или у них одна надежда на переписку. И вот уже Варенька бежит по темному коридору, а Наталья торопит Глафиру: «Быстрей, быстрей, неровен час сторож выйдет в сад». У калитки красивая мещаночка бросила сквозь зубы: «Прощайте», и почти вытолкнула Глафиру за монастырскую стену.
Как и было обещано, у главного монастырского входа стояла извозчичья карета, она и доставила нашу героиню на Большую Мещанскую. В воротах Глафиру встретила Феврония с плащом в руках, укутала им Глафиру до пят. Не приведи Господь столкнуться нос к носу с Озеровым. Тогда вопросов не оберешься.
