– Это он, – сказал Велегаст тихим бесцветным голосом. – В этом нет никаких сомнений. Воля Белеса свершилась, русколаны. Смерть Прекрасной Лады отомщена.
– Теперь нам остается только ждать, – спокойно проговорил Валия.
Ждать, впрочем, пришлось недолго. Уже вечером следующего дня два десятка готов переправились через реку. Судя по всему, эти люди были посланы для переговоров. Возглавлял посланцев рекса Витимира не кто иной, как Сафрак. Если судить по его лицу, багровому от бешенства, то решение вступить с русколанами в переговоры далось готам нелегко. Кроме мечников, Сафрака сопровождали Придияр Гаст и один из сарматских вождей по имени Абенир. Похоже, Придияра и Абенира готы послали специально для того, чтобы присматривать за Сафраком. Готских вождей препроводили в шатер воеводы Валии и усадили на широкую скамью. Кроме Валии в шатре находились еще десять русколанских бояр, среди коих Гвидону и Руфину достались не самые почетные места. Впрочем, сетовать по этому поводу патрикий не собирался.
– Сегодня наш стан подвергся нападению, – хриплым голосом начал Сафрак. – Среди убитых епископ Вульфила и рекс Фарлейф.
– Надеюсь, готы, вы не ждете от нас оправданий? – холодно заметил Валия.
– Это сделали гунны! – почти прорычал Сафрак. – Те самые гунны, которых вы русколаны пригласили на нашу землю.
– Земля эта не ваша, рекс, а наша. Позволь уж нам самим выбирать себе союзников в час беды. Возможно, мы призвали гуннов, но вы сюда явились незваными, оскорбив при этом не только наших, но и своих богов. Что же касается Вульфилы, то я не собираюсь оплакивать человека, на руках которого кровь моих родных.
– Вы, руксоланы, пролили священную кровь нашего вождя, – вскричал Сафрак, подхватываясь на ноги.
– Герман Амал больше всех виноват в случившейся беде, – сказал Валия спокойно. – И кара богов не заставила себя ждать. Вы зачем приехали, готы?
Сафрак уже готов был обрушить на головы русколанов град проклятий, но тут сарматский вождь Авенир резко дернул его за полу кафтана. От неожиданности Сафрак покачнулся и почти упал на скамью.
– Мы присланы рексом Витимиром, чтобы договориться о перемирии, а возможно, и о мире с русколанами, – спокойно произнес Придияр, пока Сафрак, потрясенный бесцеремонностью соседа, ловил ртом воздух.
– Ваши условия?
– Союз русколанов с гуннами должен быть расторгнут, – твердо сказал Придияр и бросил при этом насмешливый взгляд на Руфина.
– А кто помешает готам напасть на Русколанию после того, как гунны уйдут за Дон? – холодно спросил Валия у готских вождей.
– Порукой мира между нами будет слово Витимира Амала и клятвы готских вождей.
– Хорошо, – сказал Валия. – Мы согласны. И да пребудут мир и согласие на наших землях.
Прокопий явно не ждал возвращения патрикия Руфина. Во всяком случае, он далеко не сразу его узнал. Впрочем, в шатре горел только один светильник, а Прокопий никогда не отличался острым зрением. Император сидел за изящным столиком в полном одиночестве, если не считать двух легионеров, стоящих у входа. Прокопий жестом выслал их прочь и кивком пригласил Руфина садиться. Патрикий не видел императора почти пять месяцев и ужаснулся произошедшим в нем переменам. Прокопий сильно похудел, осунулся, тонкая шея уже не могла удержать голову, и та все время клонилась книзу.
– Я проиграл, Руфин, – сказал Прокопий тихим безжизненным голосом. – Первым меня предал Гуморий. Человек, которому я доверял как самому себе. С этого, пожалуй, все и началось. Валент вытеснил меня во Фракию, и теперь мои дни сочтены.
– Тебе нужно продержаться только два дня, Прокопий, – попытался встряхнуть императора Руфин. – Слышишь, через два дня мои варвары будут здесь. Три тысяч конных и десять тысяч пеших. Мы разобьем легионы Валента. А потом пойдем на Рим.
– Боюсь, что ты опоздал, Руфин, – покачал головой Прокопий. – Валент не даст мне уйти из-под удара. Мы прижаты к болотам, и выхода у нас нет. Либо мы умрем сражаясь, либо сдадимся на милость победителя.
– Я тебя не понимаю, император, – взорвался Руфин. – Я проделал путь от Дона до Дуная по таким дорогам, где никогда не ступала нога римлянина, я десятки раз рисковал головой, я просил о помощи многих людей, я швырял золото направо и налево, и вот теперь, когда мы в двух шагах от победы, ты говоришь мне, что все кончено. Нет, Прокопий, все еще только начинается.
Император едва ли не впервые за время разговора поднял глаза на Руфина. И в этих почти потухших глазах вдруг промелькнуло удивление:
– Неужели ты действительно веришь в победу, мальчик?
– Я давно не мальчик, Прокопий. С тех пор когда ты держал меня на руках, прошло уже много лет.
– Это правда, – кивнул император. – Ты давно уже вырос, Руфин. Вот только Рим стал совсем другим. Даже если мы одолеем Валента, Рим потерпит поражение. Он потерпит поражение и в том случае, если Валент одолеет меня. Просто одни варвары разобьют других варваров.
– Выходит, все кончено, Прокопий?
– Да, Руфин. Ты молод, и тебе трудно с этим смириться, а я стар. Когда-то император Юлиан сказал мне: комит, мы пытаемся их удержать на границах, а они давно уже здесь, в сердце нашей земли. Варвары сожрали Рим изнутри. И он оказался прав. Ты ведь не римлян привел мне на помощь, Руфин, ты привел чужаков.
Всего полтора месяца назад Руфин сделал то, что мало кому под силу в этом мире, – остановил нашествие готов. Правда, в союзниках у него были люди, уверенные и в себе, и в своих богах. Здесь, во Фракии, все было по-иному. Но это вовсе не означало, что Руфин должен сложить руки и покорно ждать решения своей судьбы.
Император Прокопий с видимым интересом выслушал рассказ о приключениях своего молодого друга в чужих краях. Бледное, осунувшееся лицо его порозовело.
– Неужели ты действительно это сделал, Руфин?
– Мне пришлось нелегко, Прокопий. Епископ Вульфила был далеко не глупым человеком. Не глупее Валента, во всяком случае. И, тем не менее, мы одержали верх. Мы добились того, чего хотели. Я и молодые варвары, которых я привел тебе на подмогу, – Оттон, Придияр и Гвидон. В крови этих людей кипит огонь, почти угасший в римлянах.
– Чего ты хочешь добиться, Руфин? – Прокопий смотрел на молодого патрикия не только с удивлением, но и с опаской.
– Я хочу вернуть римлянам их богов, а значит, и утраченную доблесть.
– Ни Юлиану, ни мне это сделать не удалось, так почему ты думаешь, что повезет тебе?
– А разве у меня есть выбор, Прокопий? – усмехнулся Руфин. – Я патрикий, ведущий свой род от богов, и не хочу кланяться распятому иудею. А приносить жертвы своим богам они мне уже не позволят. Они не позволят мне быть патрикием Руфином. Вот за это я и буду сражаться, Прокопий. За право быть самим собой. И если я паду на поле брани, то паду как римский патрикий, а не раб, пусть даже и божий.
