— Вот как? — удивлённо воскликнул навклер. — На нас устроена целая облава?!
Счастьем беглецов было то, что «Сигей», потерявший надежду догнать загадочное судно, отстал далеко, и «Артемиде» снова пришлось иметь дело лишь с одним преследователем.
Повторилась та же игра: «Фрия» шла от берега, а корабль Демарата направлялся левым галсом ей наперерез, и капитан Феогност ошибся, подобно Мегаклу.
Погоня «Фрии» за «Артемидой» снова напомнила погоню сокола за увертливой ласточкой.
Сокол не мог пустить в ход свои страшные когти и клюв, потому что быстрая малютка ускользала от него каждый раз, когда ей грозил удар.
«Фрия» отстала после трёхчасовой безуспешной гонки, а в это время далеко на востоке показался силуэт третьей галеры.
— Теперь я понимаю! — усмехнулся Демарат. — Тиран так любит тебя, брат Тиманф, и так жаждет свидеться с тобой, что послал с приглашением целый флот! Ну что же, друзья! Путь на север для нас закрыт. Я совершенно уверен, что во всех проливах между островами стоят на страже триеры Гиппия. Пусть стоят, пока не поседеют бороды их матросов! Однако принесём жертву Эолу, друзья: он сильно помог нам, послав на выручку Нот.[34]
После того как было совершено жертвоприношение, Тиманф в восхищении обнял Демарата.
— Твой секрет чудесен, брат! Но почему же ты не хочешь поделиться им хотя бы с мореходами твоей родной Ольвии или Милета?
— Секрет, известный многим, уже не секрет, — холодно возразил Демарат. — Когда о нём узнают ольвиополиты и милетцы, он перейдёт к афинянам, к коринфянам, к спартанцам…
— А что же в этом плохого?
— Потом узнают о нём и персы, и вряд ли эллины скажут мне за это спасибо. Тебе известно, какой у персов огромный флот…
— Да, ты, пожалуй, прав, Демарат, — задумчиво произнёс Тиманф. — Если начнётся война с персами, то раскрытие твоей тайны принесёт эллинам больше вреда, чем пользы.
— А есть ещё и другая причина моего молчания, — уже весело сказал навклер. — Прослыть лучшим мореходом от Ольвии до Фазиса[35] и до Великой Греции[36] — это что-нибудь да значит! В Ольвии меня уже прозвали любимцем Эола. Правда, это мне стоило недешёво…
— Чего же?
— Двух амфор старого вина, многих локтей дорогих материй и горсти жемчужин. Пришлось подарить их старому скряге Гелону, чтобы отвести от себя обвинение в волшебстве.
Друзья захохотали.
— Но ведь такие ценные подарки, наверно, съели всю твою прибыль от дальнего рейса?
— Ты знаешь, я не корыстолюбив. Детей у меня нет, значит, не для кого собирать сокровища. Да, по правде говоря, не очень их и накопишь. Чтобы мои матросы не болтали лишнего, я им плачу вдвое против других навклеров. А ещё и жрецам надо… — Демарат снова захохотал. — Но я ни о чём не жалею! Моя радость — это красавица «Артемида»! Посмотри, как она легко рассекает волны! Да разве есть на свете военные или пиратские корабли, которые могли бы изловить на море сына моря Демарата?!
Демарат снял шапку и высоко поднял над головой. Худощавое лицо его горело вдохновением, казалось, сейчас он и сам поднимется в воздух и понесётся на крыльях ветра…
Тиманф смотрел на брата с глубоким уважением. Он теперь только понял поэтическую душу Демарата, который в эту минуту напомнил ему величавых героев Гомера.
Ветер гудел в снастях, волны глухо шумели за кормой, над мачтой «Артемиды» проносились с резкими криками белые чайки. Сердце Тиманфа наполнила великая радость: смерть, такая страшная, такая близкая, прошла мимо!
Кораблю Демарата предстоял далёкий путь к северо-западным берегам Понта Эвксинского. Обычно этот путь пролегал между островами, к западному берегу Малой Азии, далее через Геллеспонт, Пропонтиду,[37] Боспор Фракийский[38] и вдоль западного берега Понта Эвксинского. Ведь в те времена корабли по преимуществу плавали вдоль берегов (такое плавание впоследствии называлось каботажным).
По исчислениям мореплавателей этот путь определялся приблизительно в одиннадцать тысяч стадиев.[39]
Но теперь прямой выход в Эгейское море был закрыт. Демарат избрал иную дорогу. Если проливы между островами закрыты для него, он не поведёт «Артемиду» через проливы. Избегая проторенных путей, он пойдёт широкими морскими просторами, где никакой враг не сможет загнать его в угол.
И чего ему бояться? Корабль надёжен, матросы лихие, продовольствия и пресной воды хватит надолго, погода благоприятная. В осенние и зимние туманы и бури ни один разумный мореплаватель не рисковал выходить на просторы Понта Эвксинского, хотя это название и означало по-гречески «Гостеприимное море». Но теперь шли последние дни гекатомбеона, а там начнётся самое лучшее для навигации время.
Пройдя к югу до широты острова Милос, «Артемида» возьмёт курс на восток-юго-восток и, оставив с левого борта остров Астипалею, круто повернёт на северо-запад, в пролив, разделяющий архипелаги западного и восточного берегов Эгейского моря. Ширина этого пролива — сотни стадиев, и запереть его не хватит никаких морских сил Гиппия. Конечно, путь «Артемиды» в таком случае удлинится на несколько тысяч стадиев, но это неизбежно.
Тиманф и его друзья, выслушав соображения Демарата, вполне согласились с ним, и корабль продолжал путь на юг — к пустынному Критскому морю.
Плавание «Артемиды» проходило в особо трудных условиях: ведь на охоту за ней вышел целый флот. Но мореплавание в те времена вообще было опасным занятием, и не только потому, что небольшим кораблям трудно было бороться с непогодой, а и потому, что моря кишели пиратами. Из каждой укромной бухты могли неожиданно выскочить лодки, наполненные вооружёнными людьми, и броситься на штурм торгового корабля. Вдали от берега тоже можно было встретить пиратское судно, и тогда лишь смелая защита спасала купца.
Вот почему экипажи торговых кораблей набирались из храбрых надёжных людей, по преимуществу соотечественников владельца. Купцы и навклеры хорошо им платили, сытно кормили, дружелюбно с ними обращались: ведь только отвага и верность матросов могли спасти судно в случае пиратского нападения. Понятно, все матросы были хорошо вооружены, имели стальные мечи, кинжалы, копья, щиты. Если корабль вёз особенно ценный груз, то его владелец нанимал отряд воинов, оплачивая их службу дорогой ценой.
На палубе «Артемиды», у её бортов, стояли камнеметные машины и возле каждой в ящике запас тяжёлых камней. При нападениях береговых пиратов баллисты могли сослужить хорошую службу: удачно пущенный камень пробивал лодку, и врагам приходилось спасаться вплавь.