— Руки вверх!
Человек громко ойкнул и на четвереньках пополз в сторону.
— Руки вверх! — крикнул Алексей. — Стреляю! Тот быстро поднял руки.
— Смирно стоять! — предупредил Алексей. — Чуть что — убью на месте!
Переложив наган в левую руку, он обыскал задержанного и, к своему удивлению, не нашел оружия. Ничего, кроме каких-то бумаг, которые бережно спрятал в нагрудный карман. Человек был среднего роста и не слишком плотный. Без оружия он был не опасен.
Алексей приказал:
— Иди вперед! Руки можешь опустить, но смотри!.. Стрелять буду сразу!
Тот произнес дребезжащим, неожиданно тонким голосом:
— Извиняюсь… вы проткнете мне спину…
И Алексей, который ожидал сопротивления, готовился к борьбе, испытал нечто вроде разочарованного недоумения: совсем не так он представлял себе встречу со шпионом!
— Вперед! — крикнул он. — Без разговоров!
За пустырем они остановились. Алексей прислушался, не идет ли Фомин. Но того не было. Вдали стукнули два револьверных выстрела…
Через некоторое время навстречу попалась группа из пяти человек с винтовками: красноармейцы из стоявшей в Военном Фортштадте части, посланные узнать, кто стрелял на пустырях…
…Только введя арестованного в освещенный вестибюль ЧК, Алексей наконец разглядел его. Это был веснушчатый блондин, лет тридцати, в штатской одежде и форменной фуражке с техническим значком на бархатном околыше, какие носили студенты и служащие строительных ведомств. Давно не бритый, бледный до того, что на висках и на горбинке тонкого длинного носа проступала синева, он испуганно моргал водянистыми глазами, и, глядя на него, не верилось, что это тот самый шпион, который с удивительной ловкостью и наглостью под боком у ЧК подавал сигналы белым и из-за которого погибла плавучая батарея на Кошевой.
Величко и Курлин уехали в Сухарное с оперативной группой.
Брокман был у себя, но и к нему Алексея не пустил вечно встрепанный и крикливый шофер и ординарец председателя Мишка Ганыкин. Он лежал навзничь на широкой скамье, загораживавшей дверь в кабинет, и спал, накрыв лицо кожаной шоферской фуражкой. Разбуженный Алексеем, он решительно заявил, что к председателю не пустит даже самого члена Реввоенсовета, что Брокман тоже не железный и надо дать человеку выспаться хоть один раз. То, что Алексей привел пойманного шпиона, не произвело на него впечатления.
— Мало что! — заявил он. — Не скиснет твой шпион до утра. Сдай его Никишину под расписку.
После этого он лег, накрылся своей фуражкой и уже больше не отзывался ни на какие доводы Алексея.
Алексей отвел задержанного коменданту, а сам побежал на речной базар искать Воронько.
На крыльце он столкнулся с запыхавшимся и расстроенным Федей Фоминым: второй шпион ушел от него…
КТО ПРЕДАТЕЛЬ?Сигнальщика допрашивали на следующее утро.
Надеясь купить себе жизнь, он выбалтывал все, что знал, и, как впоследствии выяснилось, говорил в общем правду. Однако знал он, к сожалению, мало.
…Его звали Владиславом Соловых. Он был телеграфистом из Алешек. Там в собственном домике и теперь проживала его старшая сестра с мужем. Жил Соловых тихо, скромно, в политику не вмешивался. Шумели над Алешками революционные бури, волны гражданской войны приносили в городок то одну власть, то другую и так же легко уносили их. А жизнь Владислава Соловых текла ровно, насколько это было возможно в те времена.
Никаких таких особенных убеждений, ради которых стоило бы рисковать собой, у него не было. Более всего на свете он верил в то, что под лежачий камень вода не течет. Лишь бы поскорей улеглась вся эта буча, а там, что бы ни было, он не пропадет! В ожидании этих благословенных времен он стучал ключом своего аппарата и для белых, и для красных, и для зеленых. Кто бы ни занимал Алешки, телеграфист требовался всем. И жизнь его была подобна непрерывной телеграфной ленте, неизменно равнодушной к тому, что означают ее точки и тире.
Вполне вероятно, что он дождался бы в конце концов мирных времен, если бы не судьба…
Погубило его чувство более древнее, чем осторожность: Соловых влюбился. И как это часто случается, избранницей его спокойного и расчетливого сердца оказалась особа темпераментная, восторженная и полная самых романтических мечтаний. Ее вдохновляла идея монархии, или, как ее возвышенно именовали, «белая идея»! Избранница сразу же объявила Соловых, что не мыслит полюбить человека, не способного к подвигам ради этой великой цели.
Однако телеграфист нравился ей. Она говорила, что цвет его волос свидетельствует о принадлежности к северной расе, которая создала викингов. И хотя Соловых не знал, кто такие викинги, он тем не менее обнаружил у себя в душе этакую, как бы сказать, тягу к героическому.
Было еще одно обстоятельство, которое так же способствовало пробуждению в нем героических настроений: три соперника в лице бравых врангелевских офицеров. Соловых невольно чувствовал себя при них ничтожной штатской штафиркой, особенно когда офицеры повествовали о сражениях с «краснолапотной сволочью» за великую, неделимую Россию. Скрепя сердце, он наблюдал, с какими горящими глазами слушает их предмет его воздыханий…
В такие минуты он готов был на многое…
И вот однажды один из офицеров — он работал в контрразведке, имел чин поручика, фамилия его была Кароев — сказал, что Соловых при желании мог бы оказать белой армии неоценимую услугу. Ведь азбуку Морзе, несравненным знатоком которой он является, можно передавать на небольшие расстояния не только телеграфным ключом, но и при помощи простого фонаря. Если Соловых действительно хочет послужить родине, то он, Кароев, знает, как это осуществить.
Все присутствующие проявили большой интерес к предложению контрразведчика, и влюбленному телеграфисту не оставалось ничего другого, как сделать то же самое.
Поручик предложил следующее. Соловых тайно переправят на правый берег, в Херсон. Там его встретят верные люди. Задача Соловых будет заключаться в том, чтобы по ночам в условленное время передавать по световой морзянке все, что сообщат ему те люди. А здесь, на левом берегу, найдется человек, который примет сигналы… Соловых ни о чем не придется заботиться. Обо всем подумают те, к кому он поедет. Они приготовят для него безопасное убежище и сами будут выбирать места для сигнализации. Его дело мигать фонариком. Вот и все. Только мигать! Продлится это четыре-пять дней, не больше. Затем его переправят обратно…
Случись этот разговор в другое время и в другом месте, все, конечно, было бы иначе. Соловых наверняка нашел бы веские причины, не позволяющие ему принять лестное предложение контрразведчика: состояние здоровья у него хрупкое, да и здесь он нужен на своем ответственном посту.