— А почему ты считаешь, что плохо быть жестоким с теми, кто отказывается перейти в нашу веру?
— А какие апостолы были бы у Христа, если бы он угрозами заставлял их следовать за собой?
Конунг ничего не ответил, и епископ продолжал:
— Ты ждешь, что Бог поможет тебе победить короля Кнута. Но ведь Кнут такой же христианин, как и ты. И почему Иисус должен даровать победу хёвдингам и конунгам? Я понял истину только во время последнего сражения Олава Трюгвассона, когда сидел под палубой «Великого Змея». Я очень любил своего короля. Как брата. Он был вздорным и вспыльчивым, добрым и щедрым, открытым и бесстрашным. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы он победил. Но в битве при Свёльде он сражался с врагами, которых нажил из-за ложной гордости и жажды власти. Я не имел права просить для него победы. Я мог только умолять Бога, чтобы свершилась Его воля.
Олав даже побледнел от злости.
— Так значит, ты не хочешь просить у Господа для меня победы? — прорычал он.
— Я могу только просить, чтобы свершилась воля Господня, — смиренно ответил епископ.
— Воля Господня! — скривился конунг. — А как насчет моей воли?
Епископ поднялся со скамьи.
— Ты хочешь решать за Бога, конунг Олав? — спросил Сигурд. — Если ты ищешь богатства, которое может дать тебе любовь Господа, то я с удовольствием буду помогать тебе. И ты знаешь, где меня найти.
Он повернулся и медленно пошел к двери. Я хотела последовать за ним.
— Останься, Астрид! — приказал мне конунг.
Я послушно села на место. Но епископ остановился и повернулся к Олаву:
— Не забывайте, конунг Олав, что королева Астрид находится под защитой Господа.
Он перекрестил меня и вышел.
— Что он хотел этим сказать? — в недоумении спросил Олав.
— Господин, ты и сам слышал, что именно он сказал, — спокойно ответила я.
— Да, — прикусил губу Олав, — и он не хочет просить для меня победы.
— Он обещал просить Бога, чтобы исполнилась воля Божья. Если Господь действительно хочет, чтобы ты победил, он пошлет тебе желанную победу. Мне кажется, ты слишком рано осудил епископа.
Он задумался, наморщив лоб,
— Я не понимаю, в чем разница, если ты считаешь, что Бог дарует тебе победу, — наконец произнесла я.
— Вполне возможно, ты и права, — ответил конунг. Но он все еще никак не мог успокоиться.
— Я хочу, чтобы сегодня ты разделила со мной супружескую постель, — неожиданно сказал он.
Я так растерялась, что даже не смогла скрыть своего отвращения.
— Да, господин, — только и ответила я.
Я легла в постель, не испытывая ни малейшей радости.
Но он просто прижался ко мне, как зверь, который ищет тепла.
На следующий день в мои палаты неожиданно пришел конунг.
Было как раз время отдыха. После службы в церкви ко мне пришли священники, они переписывали Псалтирь — один из них читал вслух, а другой писал. Я сидела за шитьем, а Ульвхильд играла на ступеньке у трона. Совсем недавно один из исландцев вырезал ей из дерева лошадок, которых она катала по полу. В углу за прялками сидели мои девушки, а напротив расположились за шахматами два дружинника конунга. Но они больше шутили с девушками, чем играли. Я как раз собиралась сделать им замечание, потому что они мешали служанкам работать. В палатах приятно пахло свежим хлебом.
Конунг Олав замер в дверях. Как только я увидела его, то сразу же поспешила навстречу.
— Добро пожаловать, господин, — приветствовала я своего мужа. В мои палаты он пришел впервые.
Он сразу же прошел к трону. А я поднесла ему пива.
Он принял чашу, выпил и осмотрелся.
— Так вот, значит, как ты все тут устроила, — сказал он. — Как в простом доме бонда.
Он бросил взгляд на священников, переставших переписывать книгу, и дружинников, тоже прекративших игру.
— Да тут и все мои мужи — и ученые, и доблестные, — добавил конунг.
— Господин, — сказала я, — быть может, они тоже выросли в доме бондов. Как и я. Ведь ты же знаешь, что меня воспитывал Эмунд из Скары. Поэтому я все тут так и устроила.
— Так палаты твоего отца в Свитьоде тебе были не милы?
— В палатах моего отца дули холодные ветры, — ответила я, довольная, что он упомянул дом моего отца, а не свой собственный.
Он долго сидел у меня — играл с Ульвхильд, которая, к счастью, привыкла к незнакомым людям и не испугалась своего отца, а улыбнулась ему ласково и доверчиво. Ему так понравилось, что я испугалась, не будет ли он часто наведываться к нам. Потому что Олав постепенно захотел бы все изменить на свой лад в нашей домашней обстановке.
Перед уходом он сказал:
— Я пришел сообщить тебе, что помирился с епископом. Мне кажется, тебе будет приятно услышать эту новость.
Он огляделся и добавил:
— Мне бы хотелось почаще приходить сюда.
— Мой король — всегда здесь желанный гость, — ответила я, но даже не посмотрела на него, когда он выходил из зала.
Сразу же после ухода конунга ко мне пришел епископ — можно было подумать, что он стоял в укромном месте и ждал, когда Олав покинет палаты. Во всяком случае, Сигурд сразу же сказал, что видел конунга.
Я ответила, что Олав пришел ко мне впервые. И рассказала о нашей беседе.
Епископ осмотрелся. Священники и дружинники ушли, остались только служанки. А Ульвхильд заснула рядом со мной на скамье.
— Ты можешь отослать своих девушек? — спросил епископ Сигурд.
Я приказала служанкам отправляться в поварню и помочь готовить ужин.
— Ты очень напоминаешь мне королеву Тюру, жену Олава Трюгвассона, — задумчиво проговорил Сигурд.
— Ты имеешь в виду сестру Свейна Вилобородого, на которой Олав женился против воли ее брата? — спросила я.
— Да, о ней. Она считала, что Олав поступил глупо, когда не привез ее приданое в Венланд.
— И чем же она напоминает тебе меня? Ведь я-то получила свое приданое.
— Я вспоминаю один случай. Олав пришел к королеве и показал стебелек дягиля, который ему удалось отыскать. Тюра пришла в бешенство и сказала, что чем собирать всякие травы, лучше бы конунг отправился за ее приданым. Олав так и сделал. И мы знаем, чем все это закончилось — битвой при Свёльде.
— Я не понимаю, какое это все-таки имеет ко мне отношение, — ответила я.
— Конунг Олав пришел к тебе сегодня предложить свою дружбу и порадовать тебя, а ты оттолкнула его. Совсем как Тюра. И Олав Харальдссон должен был почувствовать себя точно так же, как Олав Трюгвассон, когда принес Тюре стебелек дягиля.
Я поняла, что мне многое надо рассказать епископу. Все было не так просто, как он думал.
Я рассказала ему о Олаве Альве Гейрстадира, о вере своего мужа в то, что он является потомком языческих богов, о мече Бэсинге, который конунг любил больше всего на свете и с которым не расставался даже в постели, о наследстве, полученном от умершего конунга и о многом другом.
