Наскоро перекусив, Глеб сел за стол, взял кусок ватмана, карандаши и на некоторое время превратился в художника-графика. Эта специальность для археолога крайне необходима. По крайней мере для археолога, работающего официально. Ведь раскоп нужно нарисовать в масштабе и во всех деталях.
Работа спорилась, потому что изображение пятиглавого храма, еще раз увиденного Глебом во сне, стояло у него перед глазами. И спустя два часа рисунок был готов. Мало того, Глеб не удержался и изобразил на ватмане бородатого незнакомца в мантии рыцарей Ордена тамплиеров. Но затем, повинуясь спонтанному порыву, стер изображение.
При этом Тихомирова-младшего мучил вопрос: что делает этот средневековый персонаж возле православного храма в двадцать первом веке? Как он там очутился?
Дело в том, что увиденный во сне рисунок немного отличался от картины, которая была нарисована не раньше начала двадцатого века, как определил Глеб еще в квартире Ольги Никаноровны. Ожившее изображение на страницах Евангелия имело несколько существенных отличий.
Во-первых, люди-букашки были в современных одеждах, а во-вторых, — что самое главное — на одном из зданий неподалеку от храма Глеб заметил антенну-тарелку. Которой, естественно, быть не могло до революции.
Что бы все это могло значить?
Закончив художественные упражнения, Глеб сел к компьютеру и включил Интернет. Он проторчал в креслице перед монитором часа четыре, но так и не смог найти в изображениях православных церквей и храмов, коих в Сети было великое множество, хоть что-то похожее на свой рисунок. В конце концов, утомленный мельканием разноцветных картинок, он плюнул на это безнадежное занятие и решил подойти к проблеме с другой стороны.
Глеб решил навестить своего одноклассника, который стал священником и теперь был не последним лицом в местной епархии. Поговаривали, что он вскорости может стать даже архиереем. Алексей Щеглов, или Щегол, как кликали его соученики, считался в школе даже не «ботаником», а «профессором». Он подавал большие надежды, и ему прочили славу великого ученого.
Однако Щегол, который в совершенстве знал четыре иностранных языка, в том числе древнегреческий и латынь, обладал памятью новейшего компьютера и щелкал науки словно семечки, не оправдал надежд ни родителей, ни учителей.
После школы он неожиданно для всех пошел учиться сначала в духовную семинарию, а затем и в духовную академию. И проявил в этих учебных заведениях, как и следовало ожидать, потрясающие способности, покинув стены академии кандидатом богословия.
В общем, его быстро заметили в церковных верхах и сразу же предложили отличную синекуру. Что ни говори, но церкви нужны не только многочисленные верующие, но и умные, отлично образованные пастыри. А они на дороге не валяются. Это оригинальный продукт в единичном исполнении.
Не откладывая задуманное в долгий ящик, Глеб быстро собрался, захватил эскиз храма и вскоре уже входил в служебные помещения главного городского собора. Но тут дорогу ему преградил инок с внешностью Добрыни Никитича и с преувеличенной вежливостью спросил:
— Вам назначена встреча?
— Нет, но у меня есть дело к отцу Алексию.
— Извините, но сегодня не приемный день, к тому же отец Алексий очень занят.
— Но мне очень нужно!
— Ничем не могу помочь… — инок своей мощной фигурой напрочь закупорил входную дверь. — Не велено пускать.
— Ты еще скажи — служба такая, — со злостью сказал Глеб. — Как в ментуре. Тоже мне, цербер… А если я хочу срочно исповедаться в больших грехах? Чтобы не натворить еще больших. И именно отцу Алексию.
— Только по записи. Пройдите вон туда, — невозмутимый инок указал на здание напротив, — там вас матушка Евдокия и запишет.
— Везде бюрократы! — возмущался Глеб. — Даже в церкви. Ну жизнь пошла…
Неожиданно в просторном квадратном помещении за спиной инока, похожем на вестибюль, появились два оживленно беседующих священника, и в одном из них Глеб узнал Щеглова.
— Щегол! — вскричал Тихомиров-младший и попытался отодвинуть в сторону инока.
С таким же успехом он мог сразиться с груженым самосвалом. Инок стоял как скала. Но возглас Глеба все-таки привлек внимание отца Алексия. Он посмотрел в сторону двери, и на его лице появилось выражение глубокого изумления.
— Пропусти, — повелительно сказал он иноку, и тот послушно освободил проход.
Глеб вошел в вестибюль и сказал:
— Некому порадеть о заблудшей душе. Приди я в какую-нибудь секту, передо мной все двери открылись бы. Нехорошо, святые отцы.
— Глеб… — отец Алексий весело улыбался. — Ты все такой же. Шутник-озорник…
— Зато вы, отче, стали очень серьезными и так близко стоите к Богу, что нам, простым смертным, до вас даже не допрыгнуть.
Повинуясь доброму душевному порыву, они обнялись и расцеловались, чем немного смутили священника, который до этого беседовал с отцом Алексием.
— Давно мы с тобой не виделись… — Щегол-Алексий внимательно разглядывал Глеба — будто какую-то диковинку.
— Давно, — подтвердил Глеб и бросил быстрый взгляд на другого священника.
Отец Алексий уловил его мысль и сказал, обращаясь к собрату по профессии:
— С Богом, отец Михаил. Мы уже обо всем договорились, так что дело за тобой. Передавай привет матушке.
Священник ушел.
— Пойдем в мой кабинет, — сказал отец Алексий. — Посидим, поговорим…
— С пребольшим удовольствием.
Кабинет отца Алексия был светлым и просторным. Одну его стену заполняли полки с книгами церковного содержания, вторую занял иконостас, красивая лампада (она была зажжена), подсвечники и аналой, возле третьей стояли старинный секретер и напольные часы с боем, а в четвертой стене были прорезаны высокие сводчатые окна.
Однако главной достопримечательностью кабинета, несомненно, являлся очень большой письменный стол с массивной столешницей на толстых резных ножках. Это был просто антикварный раритет, как сразу определил Глеб. Стол сработали в стиле «русский жакоб», который строился на сочетании красиво подобранной древесины и золоченых накладок.
По некоторым признакам Глеб определил, что он был изготовлен где-то в пятидесятых годах XIX века. Возможно даже, в мастерских знаменитого мастера Гамбса; в отличие от стульев и кресел, поставленных на поток, бюро, секретеры и уникальные письменные столы он делал только на заказ. Но как бы там ни было, а стол тянул на многие тысячи американских долларов.
Однако Глеба больше интересовал другой вопрос: где все эти годы хранился этот мебельный раритет? И кто его откопал. Возможно, в том месте находятся целые залежи других, не менее интересных антикварных вещей, пусть и не таких дорогих и броских, как этот стол, но все же пользующихся большим спросом среди коллекционеров старины. Особенно если их грамотно реставрировать.
