Монанконы[49] тулузцев продолжали стрелять и осыпали врагов градом камней. Теряя силы, французы штурмовали стены, понимая, что попали в окружение, из которого выход лишь один – захватить город. Горожане из мушараби поливали их кипящим маслом, забрасывали камнями, лучники метко стреляли, укрываясь за зубцами стен. Покалеченные французы гроздями сыпались с штурмовых лестниц в ров на металлические колья. Клермон увидел небольшой отряд французов у ворот, пытающихся выбить их боевым бефроем из брёвен. Невдалеке на коне возвышался сам граф Симон де Монфор в окружении вассалов, прикрывающих его и себя тарчами от летящих со стен города камней и стрел.
Клермона захлестнуло чувство дикой ненависти, он начал прорубаться сквозь ряды противника к старшему Монфору. И вдруг камень, пущенный из монанкона, стоявшего на надвратной башне, попал прямо в цель – графа Симона де Монфора. Клермон увидел только одно, как армэт графа разнесло в клочья, брызнули в разные стороны куски черепа и кровавые ошмётки. Всё это месиво попало на окружавших его французов.
Клермона затошнило, он отвернулся. Но долго в себя приходить не пришлось. На него наступал обезумевший от крови и смерти французский рыцарь. Он рубил мечом как заведённый. Клермон, не в силах более оказывать сопротивление, опустился на колени, француз нанёс сильный удар по левому плечу, отчего латный наплечник раскололся пополам, и шевалье, почувствовав резкую пронзающую боль, упал. Рыцарь, собираясь добить противника, занёс меч для удара и неожиданно рухнул. Последним, кого увидел Клермон, прежде чем потерять сознание, был тамплиер, пронзивший француза своим мечом.
* * *
Клермон пробыл без сознания почти до позднего вечера, пока дело дошло до раненых. Очнулся уже в Монсегюре. Открыв глаза, он увидел, что лежит в комнате, в которой провёл юность.
Рядом сидела Элеонора. Когда муж очнулся, она заплакала, начала целовать его глаза, щёки, губы.
– Ах, Клермон, не пугайте меня так больше! Если вы умрёте, что мне останется на этом свете?! Я не смогу жить без вас!
Глаза Клермона увлажнились, у него не было сил даже языком пошевелить.
– Вы три дня метались в горячке, – продолжала Элеонора. – Лекарь не отходил от вас ни на шаг. Вы звали в бреду некоего Бафомета. Кто это, ваш новый друг?..
Клермон ничего не ответил, он попытался ощупать раненое плечо и застонал от боли.
– Вам нельзя делать резких движений. – Элеонора поправила покрывало, которым был накрыт Клермон. – Лежите спокойно… Лекарь обработал и зашил рану, сказал, что она глубокая и может плохо заживать.
Вскоре явился лекарь.
– Прекрасно, дорогой шевалье, вы пришли в себя! Вообще, просто чудо, что вы ещё живы. После такой потери крови обычно отправляются в мир иной.
– Зачем вы так говорите? – возмутилась Элеонора.
Но лекарь, навидавшийся смерти в её самых мерзких обличиях, продолжал, ничуть не смутившись:
– Да, рана заживает плохо… Но тут я ничего не могу сделать. Плечевая кость сильно повреждена, возможно, что рука будет обездвижена. Но ничего, главное – вы живы!
Элеонора опять возмутилась бестактности лекаря:
– Однако, сударь, вы умеете сказать приятное человеку, чудом оставшемуся в живых.
– Простите меня, госпожа. Я – лекарь, а не трубадур, говорю, что думаю. Делаю, что умею, для спасения жизни людей… Хорошо бы покормить шевалье жидким бульоном. Это восстановит его надломленные силы.
Лекарь откланялся и ушёл. Вслед за ним явились Раймонд и его супруга Элеонора Арагонская.
– Слава богу, Клермон, вы живы. Мы всю ночь молились за вас. Победа наша! Оба Монфора убиты, один из них – лично вами. Мы получили небольшую передышку, но всё равно необходимо копить силы. Король Франции не простит нам пережитого позора.
Раймонд пожал здоровую руку Клермона.
– Поправляйтесь, дорогой брат. Я буду вас навещать. Как почувствуете себя лучше, будете мне помогать наводить порядок в предместьях Тулузы.
Графиня, молча, поцеловала Клермона в щёку и удалилась вместе с супругом.
Перспектива потерять руку подвергла шевалье в уныние. Пытаясь успокоиться, он подумал: «Главное – я жив… Тулуза выстояла… Французы разбиты… Вернёмся с Элеонорой в Бланшефор и заживём долго и счастливо. Родим пару мальчиков, две девочки уже есть… Как же я хочу их увидеть!»
Служанка принесла жидкий бульон. Элеонора подложила под голову Клермона ещё одну подушку и начала ловко отправлять ему ложку за ложкой в рот. Накормив мужа, она промокнула ему губы салфеткой.
– Элеонора, дорогая, не уходи, посиди со мной, – еле слышно попросил Клермон.
– Я никуда не собираюсь и буду рядом, пока вы не поправитесь!
– Как девочки?
– Когда я покидала Бланшефор, с ними было всё в порядке.
– Как зовут того тамплиера, который спас мне жизнь?
– Кажется, Готье. Он уже справлялся о вашем самочувствии. Прекрасный рыцарь… За такого можно выдать Изабеллу не раздумывая.
– Подожди, дорогая, ей только десять лет… – сказал Клермон и подумал: «Вот женщины!..»
– Дорогой супруг, возраст не помеха! Готье примерно лет двадцать. Прекрасная разница в возрасте, взять, например, вашего брата, графа Раймонда и его бывшую жену Беатриссу. Пройдёт лет шесть и можно Изабеллу выдавать замуж. Изабелла молода, а Готье умудрён жизненным опытом. Чем они не пара?..
Утомлённый беседой Клермон задремал.
Неожиданно к вечеру ему стало хуже, появился жар. Клермона начало трясти, тошнило, перед глазами всё плыло. Лекарь, осмотрев очередной раз рану, развёл руками:
– Простите меня, госпожа, но смею огорчить вас – медицина здесь бессильна, надо надеяться только на Господа.
– Да что вы, сударь, такое говорите! Сделайте же что-нибудь, вы же – лекарь! – возмутилась Элеонора.
– Вот именно, сиятельная госпожа, что лекарь, а не Господь Бог! Извините, но чудеса творить не обучен.
Элеонора, не выдержав напряжения последних дней, разрыдалась. Только муж вернулся к ней, можно сказать с того света и вот опять находится между жизнью и смертью. Надежда только на Господа Элеонору и Клермона, слышавшего весь разговор, совсем не вдохновила.
В полночь, когда Элеонора заснула в кресле около камина, Клермон попытался встать, но безуспешно. Он с трудом поднялся и тут же упал обратно на постель. Шевалье охватило отчаяние, умирать не хотелось… Он пробовал сосредоточиться. Приходила только одна мысль – Бафомет. Да, но до чердака ещё надо дойти и достать статуэтку из сундука. Клермон подумал: «Может, попросить Элеонору принести статуэтку?.. Нет, незачем ей знать… Не поймёт, испугается… Господи, как хочется жить… Я ещё слишком молод и многое не успел в жизни…»
