— Да кто же ее не знает. Мне его даже жаль, бедолагу.
— Ха-х. Эта дурочка Алисия забеременела не от него. А вполне возможно, что и от меня. Да поди там разбери, нас было шестеро. Потом откуда-то взялся этот долговязый монах. М-да. У меня с ним особые счеты.
— И что же он сделал?
— Пока мы выпивали в промежутке между забавами, он схватил девку за руку и убежал с нею куда-то.
— Хм. И за это — особые счеты?
— Он еще обозвал нас такими словами, что боюсь повторить.
— А ты хоть и пьян, но чего-то не договариваешь.
— Пустое. Так вот, эта Алисия после наших забав и забеременела. Точно говорю. А потом решила свалить на этого лопуха Новака, а заодно и подразбогатеть. Ну, то есть если он ее беременную не возьмет замуж, то она вправе выставить ему счет. А папашка у нее — завидный рубака. Будет Божий суд, где Валук зарубит либо самого Болена, либо того, кто выйдет драться вместо него, и заберет все имущество. Теперь ясно?
— Ну и дела! — протянула Мария, сладко прижимаясь дородным телом к Друджи.
— Но тут еще и этот черный монах со своей бандой. Так вот, когда женщину повезут на казнь, в переулках будут дежурить солдаты и люди из канцелярии. Бандиты обязательно высунутся из своего логова, и тут — только хватай.
— Интересно. А если они попытаются перехватить ее по дороге? А вдруг бандитов очень много?
— Здесь тоже все продумано. Мы нарочно выделим небольшую охрану, чтобы они клюнули. И какая разница, где — по дороге или на площади. Основные силы будут переодеты в гражданскую одежду.
— А если они решат напасть на тюрьму, как в случае с паном Зиновицким?
— В том-то все и дело, моя пампушечка! Пущен слух, что Матрена Курило содержится в городской тюрьме, а на самом деле она в другом месте. А в тюрьме бандитов тоже поджидает ловушка.
Друджи говорил заплетающимся языком, но глаза его вновь понемногу начинали сверкать сальным похотливым блеском.
— Какой же ты, право, ненасытный! О, нет-нет! Расскажи, а где прячут эту бабу?
— Эт-то… — офицер покачал указательным пальцем, — большая тайна!
— А если еще вина и моих прелестей?
— Какие все женщины любопытные! Хорошо. Но только на ухо.
Яновский наклонился к уху Марии и стал шептать, одновременно запуская руку между ее сомкнутых бедер, пытаясь пробиться сквозь складки жира.
— О-хо, хорошо! — Мария обхватила тяжелыми руками спину офицера и прижала его к себе.
Спустя несколько минут обессиленный Друджи Яновский спал мертвым сном человека, достойно завершившего нелегкий трудовой день. Мария, быстро одевшись, вышла в коридор.
— Пан Бонифаций, вы здесь? — шепотом спросила она.
— Да, Мария, но я не услышал главного.
— Ее держат в башне Орел. Охраны почти нет.
— Хорошо. И еще раз спасибо!
— Ох, пан Бонифаций, зачем вам все это? Что я буду делать без вас?
— Ты хорошо ему рассказала про свое будущее наследство в случае моей преждевременной кончины, но не смогла поведать того, о чем знать не можешь.
— Неужели я чего-то могу не знать про вас?
— Все потом. А сейчас нужно хорошенько напоить солдат и дать им по монете. Вот, держи! Тогда им придется молчать.
— Только на солдат, пан Бонифаций, моего здоровья уже не хватит. Хоть бы похвалили, какая я актриса!
— Я в тебе ничуть не сомневался. Я — твой вечный должник.
— И все-таки.
— Да.
— Зачем вам все это?
— Ты очень нетерпелива.
— А еще я заметила, что вы ко мне то на «ты», то на «вы».
— Вот такое у меня интересное отношение к тебе, дорогая Мария! Ну все. Иди угощать вином солдат.
— И ловкий же вы, однако. Надо же так придумать. Теперь-то уж, конечно, никто из караульных не признается, что вместо службы они грелись и пьянствовали. И уж тем более подтвердят, что, заходя в ваш дом, видели пана Бонифация в ночном колпаке. Вот вы сказали, что мой должник, да?
— Конечно.
— Тогда вовек не расплатитесь. Вы что же, думаете, у бедной Марии чувств никаких нет! Я из-за вас иду на все!
— Ну полно, полно, не обижайся.
— И не обижаюсь. Ну хоть бы разок поцеловали.
Глинка наклонился к Марии и поцеловал ее в щеку.
— И на том спасибо! Ладно, пошла я солдат ваших потчевать.
Ближе к утру возле башни Орел неожиданно вспыхнула серьезная заваруха. В предрассветном полумраке засверкали клинки пехотных палашей, грохнули выстрелы. Раздались возгласы: «Держи! Они здесь!» Это кричали солдаты, бросившие посты и прибежавшие на шум. Посреди толпы, орудуя своим страшным посохом, возвышался монах. Покалеченные и раненые разлетались от его ударов по сторонам и падали на землю. Сам же он старался приблизиться к стене.
— Ну, пора! — Глинка толкнул в бок Тишу.
Они подбежали к темному входу башни. Глинка резким и точным ударом в челюсть опрокинул в беспамятство охранника, сорвал у него с пояса кольцо с ключами от кандалов и устремился по боковой лестнице наверх. Он не сомневался, что несчастную держат в бойничной нише.
— Быстрее, — шепотом кричал он отстающему Тише. — Эй, есть кто живой?
— Есть, — раздался слабый голос из тьмы.
Глинка снял со стены факел и осветил лицо женщины.
— Она? — спросил он на всякий случай.
— Она. Мамка моя.
Тиша бросился к матери.
— Время не терять! — скомандовал Глинка.
— Откуда ж вы? — Матрена смотрела провалившимися глазами, под которыми темнели коричневые круги. — Сыночка, я ведь обезножена. Что же они, гады эти, со мной сотворили!
— Мамка, я тебя понесу! Ты только не шуми громко.
— А ну, дай мне! — пан Бонифаций отомкнул ключом замки на цепях и взвалил женщину на плечо. — Все. Уходим. Как лошади?
— Марфа уже с ими под стеной! — Тиша погладил седые волосы матери.
По внутренней лестнице они поднялись на башню. Глинка нес стонущую Матрену, а Тиша придерживал сзади ее голову, чтобы не ударялась о крутые изгибы на поворотах.
На стене отрок скинул с плеча кольца веревки и сделал петлю вокруг зубца.
— Мати сама не сможет, пан Бонифаций!
— Веревка выдержит? — спросил Глинка скорее у самого себя.
— Должна бы! — тихо ответил Тиша.
— Тогда вот что! Подставляй спину. А вы, Матрена, как вас по батюшке?..
— Никифоровна я.
— А вы, Матрена Никифоровна, держитесь за плечи сына. Да не за шею. Удавите же. Держитесь? Хорошо. А я вас сейчас за пояс к нему привяжу. Ну, с Богом! — Бонифаций Глинка перекрестил связанных между собой Тишу и Матрену и помог мальчику встать спиной между зубцами. — Вот где силушку и проверишь, Тимофей Степанович.
