— Это уж точно, — ответил Люсьен зевая. Он сегодня видел фейерверк, который сам помогал изготавливать, нырнул в вонючий канал и достал с его дна сокровище, а после этого сорвал покушение на правителя страны. Но вслух он лишь сказал:
— Кто бы мог подумать, что от того, что смотришь видео и ешь попкорн, можно так устать?
— Тогда давай поднимайся к себе и ложись спать, — решительно сказала мама. — Мы хотим, чтобы завтра ты был свежим и отдохнувшим. Мы собираемся кое-что тебе сказать.
В другое время Люсьен воспрянул бы духом от таких слов. Но не этой ночью. Спотыкаясь, он поднялся к себе, лег в кровать и со стоном сжал в руках тетрадь. Он бы все сейчас отдал за нормальный ночной сон.
Самая обычная весельная лодка прокладывала свой путь по водам Лагуны. В ней был один пассажир, женщина, все еще красивая, но уже не молодая, очень просто одетая, а на веслах сидел очень симпатичный молод ой человек. Она, очевидно, была замужем, так как маски на ней не было. Она сидела молча и смотрела на острова, по мере того как они приближались к разноцветным домикам Бурлеска.
Причалив, лодочник предложил пассажирке свое сопровождение, но она отказалась. Она позволила ему помочь ей выйти из лодки и, взяв корзину, направилась к единственному белому домику на острове. Красавец-лодочник пожал плечами и отправился на поиски харчевни.
Вытирая руки, Паола Беллини вышла из домика, но, узнав посетительницу, застыла, вскинув руки ко рту.
— Могу я войти, мама? — тихо сказала гостья. — Мне нужно с тобой поговорить.
* * *
Материализовавшись в лаборатории Родольфо, Люсьен был приятно удивлен теплотой оказанного его учителем приема, Люсьен ожидал, что Родольфо будет сердит на него за то, что он остался на ночь, но волшебник заключил его в объятия, в первый раз с тех пор как они узнали друг друга.
— У тебя все в порядке? — спросил Родольфо, оценивающе оглядев его. — У тебя не возникло проблей с родителями?
— Да нет, все прошло отлично, — ответил слегка смущенный Люсьен. Прошлой ночью у них не было особой возможности поговорить, так как Родольфо все еще тревожился о безопасности Герцогини и спешил присоединиться к ней на празднике, чтобы лично проследить, что ее охраняют должным образом. Люсьен чувствовал, что должен объяснить, почему он вчера остался в Беллеции.
— Я знаю, что сильно рисковал, — сказал он, — но я хотел увидеть фейерверк, — эти слова показались ему самому детскими и эгоистичными.
— И как он тебе? — очень серьезно спросил Родольфо.
— Это было великолепно, — сказал Люсьен, — гораздо красивее, чем я мог себе представить. Но я знаю, что не должен был делать этого. Мне очень жаль.
— Не надо сожалеть, — сказал Родольфо. — Если бы ты не остался, то Сильвию бы убили, — он содрогнулся. — Быть может, это главная причина того, что ты оказался здесь, быть может именно поэтому талисман выбрал тебя, а не кого-нибудь другого.
Он достал мерлинский кинжал из своего пояса и торжественно протянул его Люсьену. Затем он сел рядом с ним и первый раз в присутствии Люсьена осенил себя «рукой фортуны».
— Ты видишь? Силой богини, ее консорта и сына круг жизни Сильвии остался неразорванным.
— Не совсем, — ответил Люсьен. неосознанно взвешивая в руке кинжал и вспоминая, для чего он предназначался. — Кто такая богиня и эти двое? И какое отношение они имеют ко мне?
— Это наша древняя религия. — пояснил Родольфо, — она была до христианства. Повсюду к востоку от Серединного Моря люди верили в богиню и ее консорта.
— По-видимому, он тоже был богом? — предположил Люсьен.
— Да, но не таким могущественным, как она. Их сын тоже был сильнее него. Некоторые считают, что изначально ее сын и был консортом, и только позже, когда инцест* стал табу, придумали этого супруга и именно поэтому он такая неясная фигура. Сына всегда почитали почти так же, как его мать. Когда пришло христианство, все эти языческие статуи богини и ее сына решили оставить, только теперь они должны были символизировать нашу Мадонну и нового Господа.
Он выжидающе посмотрел на Люсьена.
— Извините, — сказал Люсьен. — мы англиканцы, и поэтому я почти ничего не знаю про вашу Мадонну и вообще про католицизм.
Родольфо нахмурился:
— Что такое англиканцы? И что такое католицизм? Люсьен удивился.
— Ну, вы знаете, Генрих VIII* и все такое. Он хотел жениться на Айне Болейн, а Папа не разрешил ему, и он основал свою церковь.
Настала очередь Родольфо удивляться.
— Доктор Детридж никогда ничего не говорил об этом. В нашем мире у твоей Англии, здесь она называется Англиа. Та же самая церковь, управляемая Папой.
— Что ж, это вполне объяснимо, — ответил Люсьен. — Во времена доктора Детриджа это было опасной темой. После смерти Генриха и его сына, его дочь Мария убивала людей за то, что они следовали новой вере короля. А во времена доктора Детриджа королева Елизавета убивала людей за то, что они были католиками.
— Католиками вы называете тех, кто верил в старое христианство?
— Да. Римские католики — наверное потому, что Папа в Риме.
— Очень занимательно, — задумчиво проговорил Родольфо. — Здесь у нас Папа находится в Реморе, столице Республики. Я когда-нибудь должен буду рассказать тебе, как была основана Ремора, основана Ремом, после победы над братом Ромулом. И теперь, когда мы нашли доктора Детрижда и он стал жителем Талии, я должен буду хорошенько расспросить его о его Англии и религии.
— Ладно, давайте вернемся к богине.
— Жители Лагуны были последними державшимися за веру в нее,—продолжал Родольфо.—Они приняли христианство только потому, что им пришлось сделать это. Они строят церкви, ходят на мессу — ты все видел сам. Но в сердце они по-прежнему хранят веру в богиню, которая оберегает их и Беллецию. Вот почему ими всегда правили женщины. И поэтому им никогда не нравилась идея бога-мужчины или, если уже на то пошло, спасителя-мужчины. И, в конце концов, правителя-мужчины.
— Они практически боготворят Герцогиню, — сказал Люсьен, вспомнив фанатичную толпу, в которой оказался вчера вечером, и заразительное сумасшествие, заставившее его броситься в канал.
— Так и есть, — подтвердил Родольфо. — Она является для них персонификацией их богини. Вот почему ее здоровье так важно для них.
— Так вы думаете, убийца не беллецианец? — спросил Родольфо.
— Я не знаю, я еще не видел его, — сказал Родольфо, — но если люди когда-нибудь узнают, что ты спас жизнь Герцогини, они будут уверены, что тебя послала богиня. Ты станешь героем.
— Вчера вы предупредили, что никто не должен узнать об этом, — сказал Люсьен. — Это хорошо, в том смысле, что я не думал о том, что делаю, и не хочу быть героем или чем-то в этом роде. Но вам не кажется, что людям стоит знать о том. что кто-то пытался убить Герцогиню?
