Ответ императора был получен даже раньше вестей из Антии. Но если по прочтении письма от божественного Феодосия Саллюстий вздохнул с облегчением, то рассказ гонца о казни князя Буса, его сыновей и знатных мужей племени числом в сто человек потряс его до глубины души. Конечно, Саллюстий не нес ответственности за безумства рекса Винитара и мог бы доказать это любому человеку, вздумай тот требовать от него отчета, но, к сожалению, кагану Баламберу такой отчет и не нужен. Эту догадку высокородного Саллюстия подтвердил и гонец, передавший просьбу рекса Винитара о помощи. Остгот настолько увлекся расправой над беззащитными антами, что прозевал приближение передовых частей гуннской армии, вернувшейся с берегов Евфрата. А командовал этими передовыми частями численностью в десять тысяч человек никто иной, как бек Белорев, родной сын недавно казненного князя Буса.
— Твой рекс просто обезумел от ненависти и жадности, — взъярился от такой вести викарий Правита. — Ему давно следовало убираться из Антии, а не ждать, пока гунны прижмут ему хвост.
Винитар Амал поспешно отступал к границам империи. Собственно, бежать ему было некуда, кроме как в Нижнюю Мезию, где он мог рассчитывать если не на помощь императора Феодосия, то хотя бы на поддержку своих соплеменников остготов, заселявших восточную часть провинции. Комит Феодор и викарий Правита почти не сомневались в том, что гунны, преследуя остготов Винитара Амала, переправятся через Дунай. По слухам, бек Белорев был едва ли не самым близким к кагану человеком и даже, кажется, взял в жены его сестру. Наверняка Баламбер поможет уязвленному беку утолить жажду мести и либо сам вступит в границы империи, либо пришлет Белореву подкрепление.
— Надо просить помощь у божественного Феодосия, — не слишком уверенно предложил комит Феодор.
— Бесполезно, — покачал головой Правита. — Константинопольские интриганы затеяли эту авантюру вовсе не затем, чтобы спасать готов от гнева гуннов.
Саллюстий в глубине души был согласен с викарием. Собственно, замысел Феодосия с самого начала не являлся для него тайной. Готы, даже признавшие себя федератами империи, представляли грозную опасность для Рима. Для их поголовного истребления у империи просто не хватало сил, поэтому император и решил возложить эту миссию на гуннов кагана Баламбера. При этом, конечно, могли пострадать не только готы, но в большой игре не без потерь. Если бы Саллюстий сейчас находился в Константинополе, он, безусловно, нашел бы способ выразить Феодосию свое восхищение. К сожалению, Саллюстия обрекли на роль жертвы: он должен был сгинуть вместе с готами, дабы его враги-интриганы могли отпраздновать свою подлую победу над одним из самых умных чиновников империи.
— Воля твоя, рекс Правита, но я отправляю гонца к сыну Оттона, — холодно произнес комит Феодор. — Возможно, рексу Валии Балту удастся уговорить Придияра Гаста помочь вестготам.
— Ты упустил из виду одно обстоятельство, — хмуро бросил Правита, — древинги — родные братья антов. Придияр Гаст ненавидел князя Буса, переметнувшегося к гуннам, но истребления лучших антских родов он Винитару не простит.
— А речь идет не о Винитаре Амале, — взъярился Феодор, — а о стариках, женщинах и детях. О твоих соплеменниках, светлейший Правита. Не говоря уже о том, что гунны не ограничатся Нижней Мезией, а разорят и Фракию, и Македонию, и другие наши провинции.
Конечно, высокородный Феодор был прав, это понимали и Правита с Саллюстием. Просто ни тот ни другой не верили в благородство Придияра Гаста, который порвал с готами именно потому, что не захотел умирать за интересы империи. Правда, один раз Придияр помог Феодосию в битве при реке Соме, но за это он стребовал с него едва ли не целую провинцию. Интересно, какие условия он выставит комиту Феодору, столь опрометчиво обратившемуся к нему за помощью?
— Я не император, — усмехнулся комит. — И взять с меня нечего. Кроме, разве что, искренней благодарности за спасенные жизни.
Саллюстий поддержал высокородного Феодора, чем, кажется, сильно удивил викария Правиту. А между тем посланец божественного Феодосия и в данном случае действовал в рамках полученных инструкций и, что куда более важно, в границах стратегического замысла императора. Если древинги Придияра Гаста сгинут под ударами гуннов заодно с готами, то вряд ли сие обстоятельство очень огорчит Феодосия. А если варвары и одержат победу над каганом Баламбером, то ее цена будет столь велика, что в Константинополе могут надолго забыть о готской проблеме. И у божественного Феодосия появится наконец реальная возможность вмешаться в дела западной части империи, где христианство отступает под напором язычества.
Конница бека Белорева, почти сплошь состоящая из антов и венедов, настигла Винитара Амала на том самом месте, где были истреблены витязи княжича Милорада. Остготы до последнего надеялись на помощь легионов рекса Правиты, но, увы, в этот раз небо распорядилось по-иному. Из объятий Белорева сумел ускользнуть только Винитар Амал с горсткой преданных бойцов. Все остальные, в количестве двенадцати тысяч человек, полегли на Трояновом валу. Винитар переправился через Дунай в надежде найти поддержку на земле, ставшей ему родной. Однако встретил его здесь только старый, почти выживший из ума рекс Сафрак с крестом в руке.
— Я отомстил, — крикнул ему Винитар, прыгая с борта ладьи на берег.
— Да, мальчик, — всхрапнул больным жеребцом старый вождь, — твой дед будет тобой гордиться. Ты сделал именно то, к чему нас призывал Герман с того света. Но теперь наступает конец и для тебя, и для меня, и для всех готов.
Именно в эту минуту Винитар Амал вдруг осознал, что вся его жизнь была прожита зря. Что рекс Сафрак, заменивший ему отца, указал воспитаннику неверную дорогу. А он не только пошел по ней сам, но и повел за собой все племя. Повел под мечи озверевших гуннов бека Белорева, который тоже умеет мстить, и месть его будет страшной.
— Они переправляются! — крикнул за спиной Винитара мечник.
Рекс Сафрак высоко вскинул над головой крест, но на ногах не устоял и рухнул на песок гнилым дубом. Винитар обнажил меч, перешагнул тело старого вождя и решительно направился к тому месту, где, по его расчетам, должны были пристать к пологому берегу гунны бека Белорева.
Гунны Белорева опустошительным смерчем прошлись по селениям остготов, предавая мечу и огню все живое. Волна беженцев хлынула из восточной части провинции и затопила едва ли не всю Нижнюю Мезию. Комит Феодор и викарий Правита отвели свои легионы к городу Никополю, оставив Нижнюю Мезию гуннам. По слухам, воины бека Белорева истребляли только готов, а местное население не трогали. Войско гуннов, насчитывавшее поначалу не более десяти тысяч человек, увеличилось почти вчетверо. Теперь уже не приходилось сомневаться, что каган Баламбер решил воспользоваться удобным случаем и нанести по империи сокрушительный удар. В Константинополе то ли не понимали этого, то ли не могли прийти к согласованному решению. Во всяком случае, ответа на свои отчаянные призывы о помощи комит Феодор так и не дождался. Зато подошли древинги Придияра Гаста, к немалому удивлению перетрусивших чиновников империи. Кроме древингов под рукой рекса Придияра были еще и русколаны княжича Верена, а всего его армия насчитывала более пятнадцати тысяч человек. Причем треть из них составляли конники. При виде такой силы комит Феодор воспрянул духом. Конечно, у кагана Баламбера, а по слухам, именно он сейчас возглавлял армию гуннов, было превосходство в коннице. Зато римляне, готы, древинги и русколаны превосходили своих врагов в вооружении. Особенно хорошим снаряжением отличались русколаны князя Верена, с коими комит Феодор сталкивался впервые. Их доспехам откровенно завидовали даже клибонарии, не говоря уже о простых легионерах. Сам княжич Верен, которого древинги и готы называли Гусирексом за необычную походку, привлек внимание комита. Феодор не сразу сообразил, что левая нога у князя повреждена и чтобы скрыть этот недостаток, он переваливается при ходьбе. Впрочем, Гусирекс пешим прогулкам предпочитал верховые и практически не слезал с коня. Что же касается Придияра Гаста, то это был крепкий мужчина лет под пятьдесят, с тронутыми сединой рыжими волосами. На викария Правиту вождь древингов даже не взглянул, а переговоры вел исключительно с комитом Феодором и квестором Саллюстием. Дабы окончательно прояснить ситуацию и определиться в выборе стратегии ведения войны, комит Феодор пригласил вождей варваров в свой шатер, поставленный в чистом поле, недалеко от города Никополя. Сам Никополь был переполнен беженцами, в округе уже ощущалась острая нехватка продовольствия, и комит не скрыл этого прискорбного обстоятельства от своих союзников.