Моргана назначила час церемонии, предсказав его по гаданиям на огне, воде и земле. Само собой, это должно было произойти утром, ибо время захода солнца ничего хорошего не сулит. Толпа терпеливо ждала, пока Моргана объявит миг начала торжества. Она суетливо копошилась в центре окаймленного камнями круга, устроенного на возвышенной части Кар Кадарна. Надо было поймать момент, когда слабый луч бледного солнца коснется королевского камня Думнонии. Это был плоский серый валун, похожий на тысячи других, но на нем, как нам втолковывали, бог Бел помазал человеческое дитя Бели Мавра, предка королей Думнонии. Как только Моргана закончила свои вычисления, в центр круга ввели Бализа. Он был самым древним друидом, обитавшим в западном от Кар Кадарна лесу, и в отсутствие Мерлина должен был взывать к милости богов. Именно этот жалкий, согбенный, завшивевший старик в грязных лохмотьях, покрытых облезлой козлиной шкурой, которая была как бы продолжением его спутанной сивой бороды, когда-то, как мне говорили, обучил Мерлина всем его искусствам. Старый друид поднял свой посох к зыбкому водянистому диску солнца, пробормотал несколько молитв, поплевал вокруг, крутясь по часовой стрелке, и вдруг зашелся в кашле. Еле волоча ноги, он дотащился до стула у края круга и плюхнулся на него, тяжело дыша, а его спутница, старуха, такая же дряхлая и грязная, как сам Бализ, принялась слабыми руками растирать ему спину.
Епископ Бедвин произнес молитву христианскому Богу, а затем король-младенец был выставлен напоказ, и его пронесли вдоль внешнего обвода каменного круга. Мордред, завернутый в мех, лежал на военном щите. Все воины, вожди и принцы, мимо которых проносили короля, падали на колени, свидетельствуя свое почтение венценосному младенцу. Взрослый король конечно же сам бы шел по кругу, но Мордреда поневоле несли на руках два думнонийских воина. Следом, черкая по земле кончиком длинного меча, вышагивал Овейн, защитник короля. Мордреда несли против хода солнца, и это был единственный миг в жизни короля, когда он мог идти наперекор законам природы. Этим показывали, что король, посланник богов, имеет право свершить то, за что обычные люди могут подвергнуться жестокой каре неба.
Наконец Мордреда, лежавшего на щите, опустили на центральный камень, и началось подношение подарков. Ребенок положил перед ним краюху хлеба как символ обязанности короля кормить свой народ. Другой принес плеть, чтобы показать, что он должен быть судьей своей страны. И уже после этого к ногам Мордреда положили меч защитника Думнонии. Все это время Мордред кричал, дергался и лягался так, что чуть было не скатился со щита. Край меха откинулся, и обнажилась его искалеченная нога. Я подумал, что это плохое предзнаменование, но великие мужи Думнонии, словно и не замечая уродства короля, подходили один за другим и складывали свои подарки. Они несли золото и серебро, драгоценные камни, монеты, агаты и янтарь. Артур подарил золотую фигурку ястреба, красота которой вызвала в толпе вздох восхищения. Но самый дорогой подарок принес Агрикола. К ногам ребенка он положил военный наряд короля Горфиддида Повисского. Эти золоченые доспехи Артур захватил в лагере Горфиддида и преподнес королю Тевдрику, который через своего посланца возвратил теперь этот драгоценный трофей Думнонии.
Раздраженного шумной церемонией ребенка наконец подняли с камня и отдали новой няне, рабыне из дома Овейна. И наступила очередь самого Овейна. Все, спасаясь от утреннего холода, закутались в плащи и меха, но Овейн был обнажен до пояса, выставляя на всеобщее обозрение могучие руки и волосатую татуированную грудь. Он вытащил из ножен меч и положил его на королевский камень. Медленно, с презрительным выражением на лице гигант прошел вдоль внешнего обвода круга, посылая плевки в сторону всех стоявших вокруг. Это был вызов. Если кто-либо считал, что Мордред не должен стать королем, он обязан был шагнуть вперед и поднять меч с камня. И тогда ему предстояло биться с Овейном. Криво усмехаясь, Овейн приглашал бросить ему вызов, но никто не двинулся с места. Он медленно сделал еще два полных круга, подошел к камню и поднял свой меч.
И радостные крики встретили это великое событие — в Думнонии опять был король. Воины, стоявшие на крепостных валах, принялись колотить древками копий о щиты.
Но должен был свершиться еще один, последний ритуал. Епископ Бедвин пытался запретить его, но Совет настоял на своем. Артур, как я заметил, удалился, зато все остальные и даже епископ Бедвин остались и напряженно наблюдали, как к королевскому камню вели голого и испуганного пленника. Это был Вленка, молоденький сакс, которого я взял в плен. Не думаю, чтобы он в точности знал, что произойдет, но, должно быть, ожидал самого худшего.
Моргана попыталась поднять Бализа, но дряхлый друид был слишком слаб, чтобы выполнить свою роль, поэтому Моргана сама направилась к дрожащему Вленке. Сакс не был связан и мог бы попытаться убежать, хотя лишь богам известно, как можно прорваться сквозь плотную вооруженную толпу. Вленка замер на месте, не спуская глаз с приближающейся Морганы. Казалось, сам вид этой ковыляющей женщины в непроницаемой золотой маске лишал его воли. Она тем временем опустила искалеченную руку в перчатке в чашу и, мгновение помедлив, коснулась его обнаженного живота. Вленка вздрогнул и в ужасе отшатнулся, но затем снова застыл. Моргана раз за разом окунала руку в чашу со свежей козлиной кровью и делала влажные алые отметины на тощем, бледном животе Вленки.
Совершив это, Моргана отошла. Толпа, охваченная трепетом, замерла, понимая, что наступил таинственный миг, когда боги собираются говорить с Думнонией.
В круг вошел Овейн. Теперь он держал в руке военное копье с черным древком. Гигант не сводил глаз с испуганного маленького сакса. Парнишка, наверное, молился сейчас своим собственным богам, но в Кар Кадарне они не имели власти.
Овейн двигался медленно. Лишь на секунду он отвел взгляд от лица Вленки, неуловимым движением приставил острие копья к засыхающей алой отметке на животе сакса и снова впился глазами в расширенные зрачки пленника. Оба они снова замерли. В глазах Вленки стояли слезы, и он едва заметно качал головой в немой просьбе о помиловании. Но Овейн не обращал внимания на беззвучную мольбу. Он подождал, пока Вленка опять не застынет. Кончик копья уперся в самый центр кровавой отметины. Ветер шевелил волосы двух напряженно молчавших людей, развевал полы плащей затаивших дыхание зрителей.
Овейн почти незаметно напряг мышцы руки, и копье глубоко вонзилось в тело Вленки. Выдернув широкий наконечник из раны, Овейн отскочил назад. Истекающий кровью сакс остался один в королевском кругу.
