— Мои планы несколько изменились. К одиннадцати я должен встретиться с одним знакомым на площади Кортесов. Подвезите меня и подождите. Надеюсь, долго не задержусь.
— Сколько угодно, сеньор!
— Поезжайте так, чтобы добраться минут за пять до одиннадцати.
— Хорошо, выберу именно такой маршрут.
К памятнику Сервантесу Фред подошёл минута в минуту. Его уже ждали. Солидный средних лет человек прохаживался возле памятника. Увидав Фреда, он стремительно повернулся и пошёл навстречу.
— Я не ошибаюсь, герр Шульц? — спросил он так, словно встретил знакомого, которого давно не видал.
— Собственной персоной.
— Пойдёмте присядем!
Отойдя от памятника, незнакомец тяжело опустился на скамейку и принялся старательно вытирать носовым платком толстую красную шую, бесцеремонно рассматривая Фреда.
— Припекает, — буркнул он, наконец, пряча платок.
— По-моему, не очень.
— Ну, в ваши годы и с вашей комплекцией. — Незнакомец почему-то сердито поглядел на Фреда и без всякого перехода отрубил: — Дела плохи. Весь план меняется. Гобелен получите завтра утром на аэродроме и немедленно вылетите домой. Все! Больше пусть вас ничто не заботит.
— Простите, вы разговариваете со мной в таком тоне…
— Хотите осмотреть «Эскуриал»?
— С этого и надо начинать! Признаться, меня взволновал ваш телефонный звонок в такое странное время.
— Обстоятельства изменились.
— Не спрашиваю, что именно произошло, но…
— Ваша осторожность мне нравится. Назову и номер банкнота, который дал вам Нунке на покупку гобелена: пятьдесят три, семьдесят два, четырнадцать. Взгляните и проверьте!
Фред медленно вынул из кармана бумажник, ещё медленнее развернул пятидесятидолларовую купюру.
— Напрасно меня не предупредили, что она будет иметь какое-либо иное назначение. Я её чуть не разменял…
— Тогда, возможно, у вас другая?
— Нет, мне надо было проверить одну догадку, и я хорошо запомнил номер, даже записал! Вот! — Фред отвернул рукав пиджака и показал едва различимую надпись на манжете.
— Любопытно! Выходит, у вас возникли подозрения? Расскажите, где именно вы разменяли купюру и как она снова попала к вам. Не упускайте никаких подробностей, это очень важно!
— Подробностей не так уж много: просто я разменял купюру в баре гостиницы, а потом получил её обратно, одолжив деньги у Брауна.
— Что вас заставило записать номер купюры и с какой целью вы одолжили деньги у Брауна?
— В каком-то второразрядном баре я неожиданно стал свидетелем его встречи с барменом нашей гостиницы. Это вызвало подозрение.
— У вас отлично развита интуиция. А каким образом вы сами оказались в этом подозрительном заведении и почему угощали шофёра? Офицеру это не к лицу.
— Он немного знает немецкий и служил мне гидом и переводчиком одновременно. А на мне не написано, что я офицер!
Фреда начинал раздражать допрос, и собеседник заметил это.
— Хорошо, хорошо! — сказал он примирительно. — Вообще вы действовали верно и никаких претензий у меня к вам нет. Более того, хвалю за осторожность. Но в дальнейшем поступайте строго по моим инструкциям.
— Это только облегчит моё положение. Слушаю вас, сеньор!
— Так вот, сейчас же возвращайтесь в гостиницу и снова разменяйте эту купюру в баре «Гвадаррама».
— Будет немедленно сделано.
— От шести до семи у телефона пусть дежурит Браун. Один, совершенно один.
— На что я должен сослаться?
— Оставьте для него у портье записку, что немного опаздываете и просите вас заменить. Без каких-либо объяснений. Он с радостью ухватится за возможность подежурить одному. Не стану вдаваться в подробности, но это его вполне устроит.
— Что я должен делать после размены купюры?
— Что хотите. Завтра утром вы улетаете и до этого времени можете быть совершенно свободны. Осмотрите Мадрид, музеи. В гостиницу я попрошу вас вернуться после восьми.
— Как вести себя с Гарри?
— Его вы не увидите.
— Чем я объясню это Нунке?
— Ничем. Сошлётесь на мой приказ и все. А теперь… — Незнакомец поднялся, небрежно приложил к виску два пальца и, не торопясь, пошёл через площадь, как человек, вышедший прогуляться.
Фред, вконец растерянный, посидел ещё с минуту.
«Значит, меня видели вчера в баре с Лопесом, за мной следили, а я этого не заметил!»
Мысль, что он остался в дураках, была нестерпима. Особенно угнетало предположение, что наблюдение было поручено Хуану Лопесу, который так пришёлся ему по душе. Конечно, ничего особенного шофёр рассказать не мог, но было обидно так ошибиться в человеке.
— Я должен вернуться в гостиницу! — сухо сказал Фред, садясь в такси.
Лопес утвердительно кивнул. Он видел, что его пассажир вернулся в плохом настроении, и не решался начать разговор.
— Подождать? — только и спросил Хуан, когда машина остановилась.
— Да, с полчаса.
Не поднимаясь в номер, Фред наскоро позавтракал и вторично разменял злополучную купюру. На этот раз бармен взглянул на него с любопытством. Фреду пришлось издали поклониться и развести руками: простите-де, мол, но других денег у меня нет. Владелец бара успокаивающе закивал, давая понять, что с разменом все в порядке.
Эта немая сцена при сложившихся обстоятельствах только рассмешила Фреда. Он радовался, что с него снята ответственность. Теперь можно ни о чём не думать, просто отдохнуть. Отдохнуть, невзирая ни на что!
В машину Фред садился уже не такой хмурый, как полчаса назад.
— Для начала повезите меня куда-нибудь подальше, скажем, на окраину. О центре Мадрида я уже имею кое-какое представление, хотелось бы увидеть город с чёрного хода.
Хуан улыбнулся:
— Знаете, как у нас называют окраины? Терновый венец Мадрида!
— Звучит образно. Не берусь судить, насколько это метко.
— Вот увидите! — Хуан нажал на педаль, повернул руль, и машина помчалась по улицам, проскочила мост.
Пассажир и водитель молчали. Хуан из вежливости, Фреда все ещё злило то, что он мог так ошибиться в человеке, поддавшись первому впечатлению. Наконец любопытство побороло неприязнь.
— Вы ещё долго работали вчера, Хуан? — спросил он, как бы невзначай.
— Нет, благодаря вам я вчера хорошо заработал. От гостиницы поехал в полицию, потом прямо домой.
— В полицию?
— Да, сеньор, чёрный список! После заключения меня обязали каждый день являться и подробно рассказывать, где был и кого возил.
— И вам это нравится? — спросил Фред, не скрывая того, как поразило его такое объяснение.