Баранов подняли на борт корабля без больших трудов, но с быком пришлось повозиться. Быка не закололи и не разрубили на берегу, потому что он предназначался для особой цели.
Когда корабль отплыл за несколько десятков стадиев от Гераклеи, «Артемида» остановилась у пустынного берега. Злополучного быка спихнули в воду с веревкой на шее, за ним спрыгнул ловкий Периандр. Бык, отфыркиваясь и пыхтя, выплыл на берег, здесь его удержал эфеб. Капитан, пассажиры и все матросы, кроме вахтенных, приплыли на лодках. Из разбросанных по берегу камней был наскоро сложен алтарь, и быка закололи в жертву олимпийским богам. Жертву принесли в знак благодарности за избавление от прошлых опасностей – и как молитву богам о спасении в будущем от бед. Лучшие части разделанной туши были возложены на заранее разведенный на алтаре костер, и ароматный дым горящего мяса, поднимаясь к небесам, должен был порадовать обоняние богов и в то же время послужить пищей олимпийцам.
Не забыты оказались и подземные боги: властитель Аида, мрачный Плутон, и жена его, кроткая Персефона. Подземным богам не доступен восходящий к небу дым, и жертву им приносили по-другому. Закалывали черную (обязательно черную!) овцу, так чтобы жертвенная кровь стекала на землю и просачивалась в мрачный, бессолнечный Аид. Греки считали, что, получив такую жертву, суровый Плутон становился благосклоннее к жертвователям.
Совершив этот обряд, Демарат, Тиманф и остальные с чувством исполненного долга возвратились на корабль.
Пропонтиду прошли за три дня, иногда приходилось лавировать против ветра.
У ворот Боспора Фракийского стоял на европейском берегу город Византии, колония выходцев из Мегар. На правом берегу приютились небольшие городки Халкедон и Никополь.
Все эти три города позднее разрослись, слились вместе, и сотни лет спустя стал у ворот Черного моря огромный город Византия, столица большой империи[26].
Но во времена бегства Тиманфа Византии еще не. мечтал о своей грядущей славе, и жители его занимались садоводством, рыболовством и торговлей с соседними колониями.
После нескольких часов плавания Боспор Фракийский остался позади, а перед мореплавателями раскинулся необозримый Понт Эвксинский.
И опять пошли дни нелегкого плавания. Здесь берег был не столь гостеприимным, как западный берег Малой Азии, где греческие колонии шли сплошной полосой. На западном берегу Понта Эвксинского эллинские города далеко отстояли друг от друга, и их окружали области с чуждым, часто враждебным фракийским населением.
«Артемида» упорно пробивалась к желанной цели. Осталась позади основанная милетцами Истрия. Корабль подошел к устьям огромной реки Истр, которую много тысячелетий назад именовали О-Талом, а потом Ористом.
Здесь мореплавателей вновь ожидала опасность, но уже другая. Береговые жители – геты были самыми отсталыми из всех фракийских племен. Но они обладали зловещей славой морских разбойников, смело выплывали из глубины лиманов на небольших лодках и нападали на проходящие греческие корабли.
Мореходы старались плыть подальше от опасных берегов. Так рассчитывал поступить и Демарат, но погода спутала его расчеты. Благоприятный ветер вдруг утих, и наступило полное безветрие. По несчастному стечению обстоятельств, судно оказалось довольно близко от берега, а уже вечерело. Опасаясь, что ночной ветер нанесет «Артемиду» на мель, капитан приказал бросить якоря. Но только что успели это сделать, как на берегу замелькали подозрительные огни.
Демарат вознес к богине Артемиде горячую молитву об избавлении от опасности. Экипаж судна стал готовиться к защите.
От светильника, вечно горевшего в каюте навклера – он хранил огонь с алтаря Артемиды в Ольвии, – были зажжены другие светильники. Их расставили так, чтобы в случае необходимости можно было запалить смолистые факелы, несколько охапок которых были принесены из трюма. Нет ничего хуже, чем сражаться с врагами в темноте, и Демарат не хотел дать фракийцам такого преимущества.
Все, кроме Эвротеи, Филиппа и Периандра, вооружились мечами, опоясались кинжалами, положили возле себя дротики и щиты. Баллисты были приведены в боевую готовность: тугие жилы закручены, сверху наложены камни…
Экипажем овладело тревожное, томительное ожидание: если уж бой неизбежен, то пусть лучше начнется поскорее. Баллур ходил по палубе, сумрачно пошучивая и ободряя бойцов. Филиппа, Периандра и Эвротею он свел в трюм, чтобы надежнее укрыть их от опасностей битвы.
Огни на берегу, до которого было около шести стадиев, вдруг потухли, и это заставило Демарата насторожиться: час действия приближался. Скоро зоркий Феаген сказал, что он видит на воде до десятка темных пятен: это были лодки гетов.
Фракийцы плыли очень тихо, видимо рассчитывая захватить корабль врасплох, но это им не удалось. Когда нападающие приблизились на сотню локтей, вдоль бортов ярко вспыхнули факелы, и переход от тьмы к свету был так неожидан, что ослепленные геты в первые мгновения даже перестали грести.
Греки воспользовались растерянностью врагов. С воинственным кличем они метнули в нападающих дротики. В лодках раздались стоны; до десятка гетов было ранено, некоторые смертельно.
Более действенными оказались снаряды, пущенные с трех баллист левого борта. Тяжелые камни понеслись по воздуху. Один не попал в цель, другой убил сразу трех гетов, но всех удачнее выстрелил Баллур: пущенный им камень проломил борт лодки, она зачерпнула воду и опрокинулась.
Лодки нападающих приостановились, и оттуда понеслись стрелы. Трудно прицеливаться с качающихся лодок, и лишь несколько стрел просвистело над палубой «Артемиды» или вонзилось в борта. Защитники корабля прикрылись щитами. Один из матросов все же был ранен в плечо. Но он выдернул стрелу из раны, с презрением разломил ее и швырнул обломки в море.
С бортов «Артемиды» снова полетели дротики. Еще несколько гетов упали ранеными, но нападающих было слишком много, и они неотвратимо приближались.
Бойцы заряжали свои машины, закручивая связки воловьих жил, заменявшие в баллистах пружины. Но заряжание баллист было медленным, кропотливым делом, оно требовало многих минут, и в скоротечном морском бою обычно удавалось сделать только первый залп. Баллур понял это, когда фракийские лодки были уже у самого корабля. Он с проклятием бросил рукоять баллисты, выпрямился во весь свой огромный рост и вдруг, схватив с палубы большой камень, метнул его в ближайшую лодку. Раздались вопли раненых.
