– Да ну? – не поверил Мзингва. – Ты не шутишь?
– Да уж лучше бы я шутил. – Шахов еще крепче сжал плечо парня. – Потому что мы с тобой тоже идем воевать.
– Ой, Шаха, брось меня разыгрывать! Какая война? По-твоему, я, как эти ребята, телевизор никогда не смотрю? Сейчас даже в Мозамбике никто не воюет, разве что в Конго еще постреливают.
Андрей с досады плюнул в высокую траву. Невероятно, но Мзингва так ни о чем и не догадался. Но раз так, то и сейчас вряд ли получится все ему объяснить. Может, лучше сказать полуправду?
– Так ведь в этом же все и дело, что они телевизоров не смотрят! – ухватился он за подсказку, благо в языке современных зулусов, оказывается, есть такое слово, как телевизор. – Живут по древним обычаям. Сражаются с соседями, вооружившись щитами и копьями. И завтра как раз снова собираются на войну.
Такие доводы Мзингву убедили. Но не заставили образумиться.
– Вот оно что! – восхитился он. – Слушай, так это ж здорово! Когда я вернусь домой и расскажу обо всем ребятам, они умрут от зависти. Подумать только, мы будем сражаться, как великие воины Шаки или Сетевайо[60]. Между прочим, твои белые братья даже с ружьями и пушками не могли сдержать атаку зулусов.
– Ну, допустим, не мои, – поневоле ввязался в спор Шахов. – Мы, русские, с вами пока не воевали, а то быстро бы научили не болтать глупости.
– Ладно, не сердись, я не хотел тебя обидеть. Пойдем лучше пива выпьем, – предложил Мзингва.
– Выпьем, – согласился Андрей. – Если пообещаешь не лезть в драку впереди всех. А то ведь убьют ненароком, и некому будет перед ребятами хвастаться.
– Убьют? Меня?
Похоже, такая мысль раньше не приходила парню в голову. Да и теперь не задержалась.
– Нет, быть такого не может, – рассмеялся он и потянул Андрея в сторону корзины с пивом. – Не тревожься за меня, Шаха! Как-нибудь выкручусь. Я везучий.
Шахов вспомнил про встречу со львом, про людей в камуфляже и с автоматами, окружавших дом Магадхлелы, и перестал тревожиться. Непутевый шофер за то недолгое время, что они знакомы, мог погибнуть уже не раз. Но выкручивался, не прилагая для этого каких-то особых усилий. Наверное, он и в самом деле везучий. Дуракам ведь, как известно, везет. С ними даже смерть не рискует связываться, обходит стороной.
А самого Андрея? Вероятно, тоже обходит. По неизвестной пока причине. Не исключено, что по той же самой. Только дураки разные бывают, оттого и везение у них не одинаковое. И нечего к парню приставать с нравоучениями. Может, пока он идет вот так по жизни, пританцовывая, спиной вперед, не глядя на дорогу и ни о чем надолго не задумываясь, то никакое дерьмо к нему и не пристает, а как только начнет контролировать каждый шаг, тут сразу и увязнет по уши. Пусть уж и дальше танцует.
* * *
Глубоко за полночь Шахов возвращался в крааль уже знакомой ложбинкой между двумя холмами, поросшей невысоким, пахнущим мятой кустарником. Праздник еще продолжался, но Андрею впечатлений уже хватило. Все-таки какой жизнерадостный народ эти негры. Завтра их всех ждет война, кровь, возможно, смерть, а они знай себе распевают веселые, зажигательные песни. И ведь как выводят, шельмы! Никакому грузинскому многоголосью не уступят. Вроде бы каждый горланит что-то свое, но не мешает другим, а пристраивается рядом, вплетается в общую мелодию, так что самому хочется подпевать, только боишься разрушить все это великолепие своими неумелыми воплями.
А уж как танцуют – это и вовсе словами не передать. Но здесь, наоборот, никаких сольных партий, все синхронно повторяют одни и те же движения. Причем это не просто танцевальные па, а имитация настоящего боя. Атака, защита, перестроение, опять бросок вперед и медленное плавное отступление в начальную позицию. А чтобы и ежу с Шаховым было все понятно, парни вышли в круг прямо со щитами и длинными палками, изображающими ассегаи. И при должном внимании из танца можно немало узнать о боевых навыках, тактике и стратегии кумало.
Вообще Шахову часто приходилось слышать, что в любом действительно древнем народном мужском танце зашифровано руководство по рукопашному бою. Иногда Андрей готов был с этим согласиться, чаще такое объяснение казалось ему высосанным из пальца. Особенно позабавил случай, когда приятель привел его на занятия по древнерусскому кулачному бою со смешным названием буза. Все бы ничего, каких только школ и направлений не бывает на свете, но тут один деятель начал втирать, что украинский гопак представляет собой комплекс базовой техники этой самой бузы. И ведь кое-какие плясовые движения действительно напоминают удары, блоки, уклоны, но только напоминают. Если и был в них скрытый смысл, то давно забылся, стерся из памяти народной. И крайне сомнительно, что этот лектор сам стал бы на улице этак вот драться – вприсядочку, со скрещенными на груди руками да с отряхиванием пыли с шаровар и сапог.
Но в этих африканских танцах и в самом деле просматривались элементы схватки. Лишь одна деталь смущала Шахова. Только что танцоры изображали, как бросают во врага свои копья, и вдруг перехватывали палки за другой конец и начинали колошматить ими воображаемого противника, словно палицей или каким-нибудь другим дубьем, случайно подвернувшимся под руку. Понятно, что танец – вещь условная, но он по-своему показывает происходящую в ходе боя смену оружия. Ведь после того, как ты метнул ассегай, схватка еще и не закончилась, нужно и дальше чем-то обороняться и наносить ответные удары. Предположим, у кумало действительно есть какие-то боевые дубинки и Шахов утром обязательно выцыганит такую у кузнеца. Но этот момент перевооружения делает воина уязвимым. Почти так же, как смена обоймы у пистолета. Запоминай, брат, пригодится!
А потом начались смешанные танцы, в которых наравне с парнями участвовали девушки. И Андрей начисто позабыл о собственных стратегических исследованиях. Здесь тоже шло состязание, но совсем другого рода. И тайный его смысл оказался вовсе не тайным. Юноши кумало демонстрировали свою силу и неутомимость, а их подруги показывали, какие они грациозные и страстные. Черт возьми, они буквально проживали жизнь в этом танце. Знакомились, присматривались к друг к другу, сближались и снова расходились, дразнили и мучились в разлуке. Любили друг друга, в конце-то концов! Не соприкасаясь телами, только взглядами, учащенным дыханием, единым ритмом движения и биения сердец.
В этом уже чувствовался целый океан эротики, даже если бы девушки были одеты в менее возбуждающие, более закрытые наряды. Но короткие, сплетенные из травы юбки и яркие бусы на шее не желали ничего скрывать. Юные зулуски, еще недавно казавшиеся Шахову чересчур широкобедрыми, тяжеловатыми, неповоротливыми, вдруг стали изящными, пластичными, невыразимо прекрасными. Впрочем, вскоре Андрей перестал различать отдельные лица и фигуры. Плавно поднимались и опускались упругие обнаженные груди, выписывали немыслимые узоры бедра, блестели глаза, призывно приоткрывались губы. И все это неудержимо тянуло Шахова в круговорот танца, по сути уже превратившегося в нечто большее, чем просто танец.
