С утра начался долгий спуск. Северные склоны задерживали влагу, поэтому сплошь заросли дубом, грабом, вязом, орехом, буком, и, чем ниже отряд спускался, тем гуще поднимались заросли, у подножия гор превращаясь в настоящие джунгли. Огромные стволы были увиты лианами. Лозы дикого винограда, похожие на вьющиеся бревна, обвивали лесных гигантов, перекидывая с дерева на дерево свои зеленые гирлянды, под которыми стояли стеной непроходимые заросли жасмина, гранатовых и сливовых деревьев, а особенно боярышника.
Ни одного тигра или медведя Сергий так и не увидел, хотя следы попадались нередко, и размер их впечатлял.
И вот, в самый разгар дня, спуск прекратился – под копыта коней легла равнина.
– Маргиана! – довольно сказал Искандер. – Наконец-то! Эти горы у меня уже в печенках сидят…
– Разве это горы? – фыркнул Гефестай. – Это так, горушки. Горы впереди!
– Умеешь ты успокоить…
Повеселевший Сергий не обрывал друзей, чувствовал, что парфяне опять оставлены в дураках и страху пока нет. И лишь иногда он оборачивался, внимательно оглядывая окрестности, но таинственного своего защитника не замечал ни вблизи, ни вдали…
Три дня прошли в непрерывных переходах и скачках, но умом Сергий понимал – громадные пространства Азии покорились им всего лишь на малый отрезок великого пути.
Горы остались позади, перед преторианцами тянулись пологие увалы, заросшие травой и прозрачными саксауловыми лесами – стволы гладкие, мутно-серые, цветы как пшено. Черный саксаул был помощнее – тот вымахивал на пятнадцать локтей. Ветви его смыкались плотно, создавая густую тень. Голая почва в черносаксаульнике была покрыта опавшими веточками и тонкой потрескавшейся корой.
Придет время – и орды кочевников истребят зеленый покров, скормят его облезлым козам и овцам, и земля обратится в черные пески, которые те же степняки назовут Кара-Кум.
А пока вокруг расстилалась степь, в горячем воздухе плавали терпкие ароматы увядшего разнотравья, корячился саксаульник, пыжился арчевник и низкорослые фисташковые деревья с шаровидными кронами. Стада непуганых джейранов бродили тут, без труда отыскивая корм, а после скакали к водопоям – множество мелких речушек доносили до этих мест свои теплые воды.
На обед путники остановились возле глубокого круглого бассейна, выложенного камнем и перекрытого сверху кирпичным куполом. Это был древний резервуар, где хранилась вода. В любую жару она была прохладной, и пастухам оставалось лишь наполнить живительной влагой выдолбленные в камне поилки.
Видимо, в этих местах когда-то находилось имение какого-нибудь парфянского вельможи.
Так это или не так, неизвестно, но кони с удовольствием напились из поилок, а люди поосторожничали и отыскали неподалеку колодец, откуда брали воду для этого бассейна. Колодец уходил так глубоко, что пришлось связать две длинные веревки, и только после этого кожаное ведро зачерпнуло воду.
После обеда, который можно было назвать обильным лишь при сильной передозировке фантазии, Гефестай отвел коней за ближайший лесок пощипать травки и вернулся.
– Предлагаю часок отдохнуть, – внес предложение Лобанов.
Против выступил один Лю Ху, остальные были «за». Бесконечная скачка выматывала, хотелось почувствовать под собою нечто, пусть твердое, но неподвижное, и чтобы горизонт не прыгал в глазах, а завис в одном положении.
Вполне возможно, что эта дань слабости и послужила причиной беды, едва не поставившей крест на всей экспедиции.
Сергий заснул, разморенный едой и солнцем, и ржание коней не сразу вывело его из дремы. А когда он протер глаза, то вскочить уже не мог – в грудь ему упиралось острое длинное копье. Древко сжимал в руке всадник на низкорослой степной лошадке. На всаднике, кроме остроконечного войлочного колпака, наличествовали шаровары и разношенные сапоги-чувяки. Загорелая грудь была изрисована фантазиями на тему битвы драконов, а на шее болтались ожерелья из стеклянных бусин, серебряных монет и клыков.
Лобанов напрягся, и тогда всадник гортанно прокричал какую-то команду.
– Это саки, Лоб, – донесся зажатый голос Искандера, – не дергайся, хуже будет… Х-ха! Молчу, п-паскуда, молчу…
Сбоку подлетели двое саков, насквозь пропахших горьким дымом, и споро, умело повязали Сергия. В один момент его руки были скручены кожаным ремнем, еще одна кожаная петля туго стянула ноги. Секунда – и принцип-кентурион, как бычок в стаде, был готов для заклания. Вдвоем кочевники оттянули принцип-кентуриона к стволику саксаула – сиди, мол, и не дергайся.
– Все тут? – крикнул Лобанов.
– Все… – долетело до него.
В ту же секунду нога в кожаном чувяке врезалась ему в бок.
– Чтоб ты сдох, – искренне пожелал Сергий и заработал еще один пинок. После чего его мучитель ловко лишил Лобанова перевязи с мечом и отрезал кошель.
Принцип, проклиная все на свете, осмотрелся. Саков было не меньше трех десятков. Коней с собой они привели куда больше – огромный табун. Степняки вели себя очень раскованно – расхаживали по-хозяйски, поили своих мохноногих лошадок, переговаривались, гоготали, тыча пальцами в пленных. И грозили кинжалами, показывая в лицах, как будут снимать скальпы…
Гефестай с Искандером в упор смотрели на Лобанова, спрашивая взглядами – что делать-то?
Сергий сжал зубы и отвернулся. Отвернулся и поглядел на запад. Поглядел на запад и увидел парфян, спешащих мимо.
Лобанов думал полсекунды, а потом запел:
Прячьте, мамы, дочерей,
Мы ведем к вам лысого развратника!
Слух у него был, вот только голос звучал грубовато. Зато очень громко. Саки очень удивились поведению пленника, и пинать его не стали, начали даже подбадривать. А Сергий продолжал орать, не выдерживая ритм, но вкладывая всю силу голосовых связок – пусть парфяне услышат латинскую речь! Еще неясно, кто опаснее для жизни – оседлые жители Парфии или кочевые саки, но в плен они попали именно к сакам… Сиди теперь и думай: убьют – не убьют, скальп снимут или на медленном огне спалят? А посему…
– Прячьте, мамы, дочерей! – трубно взревел Гефестай.
Старинную легионерскую песню, довольно-таки похабную, подхватил Эдик, а там и Тиндарид подключился. И композиция в исполнении квартета имела успех – саки гоготали, шлепали себя по бедрам, в общем, выражали одобрение.
Именно в этот момент налетели парфяне. Сергий даже почувствовал секундную радость, узнав Орода – как-никак, старый знакомый. Бойцы косоглазого не ожидали встретить саков, а если бы знали об их присутствии, то вряд ли бы напали, однако остановить разбег коней было нелегко – кочевники полетели кубарем, попадая под копыта. Парфяне, мало разумея, что случилось, осаживали коней – так спешили изрубить проклятых фроменов, а тут саки!
