— Не стоит, — зевнул Сабин и пренебрежительно махнул рукой. — Это жалкая корабельная крыса, недостойная внимания. Давай лучше вздремнем, пока есть время.
Он расстелил плащ и улегся из палубу. Корникс прикорнул невдалеке. Вскоре оба они уснули под мерный скрип снастей, легкие хлопки паруса и тихий убаюкивающий плеск волн за бортом.
А Никомед стоял на мостике и сузившимися глазами смотрел на темное море.
"Так вот кто почтил посещением мой жалкий корабль, — злобно ухмыляясь, думал он. — И даже этот мудрый и справедливый правитель не захотел заступиться за своего верного подданного, когда того били и оскорбляли. А я-то из-за тебя жизнью рисковал. Что ж, и ты такой же римлянин, как и другие, даром что цезарь. Ладно, придет время, припомню я вам еще о славе Греции... "
В сущности, плевать было Никомеду на героев Древней Эллады. Ахиллес был ему так же безразличен, как и Ромул; он охотно продал бы их обоих по сходной цене. Но нанесенная ему жестокая обида пробудила даже его сомнительное чувство патриотизма.
«Девиз римлян, — продолжал думать он, скрипя зубами в бессильной ярости, — разделяй и властвуй. Что ж, воспользуемся вашим собственным рецептом. Натравим одних гордых квиритов на других. А когда они перебьют друг друга, вот тогда снова возродится слава Афин и Спарты, снова миром будут править эллины, а не жалкие варвары с берегов Тибра».
Никомед совсем распалился. Еще немного, и он готов был бы сам сформировать фалангу и повести ее на римские легионы.
Но постепенно прохладный ветер остудил патриотический пыл грека. Однако ненависть глубоко засела в его сердце и активно питала мозг, вынашивавший коварные планы...
Уже рассветало, когда «Золотая стрела» вошла в гавань Пьомбино и двинулась к причалу.
На палубе появился Фабий и приблизился к Сабину, который уже проснулся и стоял у борта.
— Эй, трибун, — позвал он негромко, чтобы не услышали матросы. — Как ты собираешься добираться до Рима?
— По суше, — твердо ответил Сабин. — Я уже договорился насчет лошадей. Сейчас мы отдохнем пару часов, а потом двинемся в путь. Я уже сыт морем по горло.
Фабий покачал головой.
— Что ж, может, ты и прав. Я уж было подумал, что раз уж наш преисполненный гражданского долга шкипер плывет вдоль побережья, ты мог бы отправиться вместе с ним и сэкономил бы время. Но, похоже, он тебя так любит, что, чего доброго, утопит где-нибудь по дороге вместе с кораблем. Ладно, поезжайте по виа Аврелия. Так будет надежнее. Но — торопитесь — время не ждет.
Сабин кивнул. Сенатор помолчал немного, наблюдая, как матросы готовятся к швартовке, а потом вновь заговорил:
— Открою тебе маленькую тайну, трибун. Как ты думаешь, какую награду намерен дать тебе цезарь?
Сабин пожал плечами.
— Это ему виднее.
— Да ты скромный парень, — улыбнулся Фабий. — Ну, а если напрячь воображение?
Сабину был неприятен этот разговор. Он не любил гадать, да и выглядело это не очень этично.
— Ну, какое-нибудь поместье, — сказал он неуверенно. — Или должность какую-нибудь...
— Уже теплее, — сказал сенатор. — Действительно, должность. А какую?
— Богам известно, — ответил Сабин, глядя в море. — Надеюсь, не куратора дорог?
— Нет, — рассмеялся Фабий. — Не куратора. Цезарь хочет назначить тебя префектом претория.
— Кем? — медленно переспросил Сабин, поворачивая голову. — Я не ослышался?
— Ты не ослышался, — ответил Фабий. — Но пока, наверное, не стоит рассказывать об этом каждому встречному. Многое еще неясно в нашей ситуации, хотя, должен признать, шансы на победу у нас неплохие. Я не ожидал, что цезарь так легко поверит нам после стольких лет упорного молчания. Что ж, наверное у него самого появились уже какие-то подозрения.
Сабин не слушал сенатора. В его ушах все еще звучали только что произнесенные Фабием слова: префект претория, префект претория, префект претория...
— В любом случае, мы с тобой союзники, трибун, — весело сказал патриций. — И я буду искренне рад, если именно ты получишь это назначение. Август уже некоторое время пытается найти замену нынешнему префекту, который довольно паршиво выполняет свои обязанности. Но он — протеже Ливии, и до сего дня мог чувствовать себя вполне спокойно. Ну, а теперь у него появился опасный конкурент. В общем, желаю тебе успеха, Гай Валерий Сабин.
— Благодарю тебя, достойный сенатор, — ответил тот, до сих пор пребывая в легком трансе.
Префект претория... Подумать только!
Цезарская гвардия — преторианцы — была сформирована не так давно. Это было привилегированное подразделение, в чьи обязанности входила охрана Палатинского дворца — резиденции Августа; они также сопровождали принцепса в поездках.
Цезарь не очень любил, когда его окружал лязг оружия и топот подкованных сандалий. Обычно в официальных случаях он ограничивался лишь эскортом ликторов, как того требовала традиция, преторианцам же оставлял караульные обязанности в Риме. Только небольшой отряд нес службу при особе Августа.
В его распоряжении находилась также личная охрана, состоявшая главным образом из пленных германцев. Хотя эти люди — по воле цезаря сменившие рабские цепи на почетную службу во дворце — были безмерно преданны своему благодетелю, он не питал к ним особых симпатий и крайне редко появлялся в их окружении.
В то время корпус преторианцев состоял из девяти когорт пехоты по тысяче человек в каждой и двух эскадронов конницы. Три когорты стояли в Риме, расквартированные по частным домам, а остальные были разбросаны по всей Италии. Они составляли единственное регулярное войско на полуострове — строевым легионам было запрещено пересекать границы Транспаданской Галлии. Этот запрет мог быть снят лишь в особых случаях, например, если победоносная армия получала право на триумф, и по традиции должна была промаршировать улицами столицы, прославляя своего полководца.
Так что стратегическое значение преторианских когорт — в случае каких-либо политических осложнений — было огромным. И префект претория — командующий гвардией — являлся одним из важнейших и наиболее влиятельных лиц в государстве.
Правда, еще впереди было то время, когда разбалованные подачками и необременительными условиями службы преторианцы начнут по своей воле свергать и назначать цезарей, руководствуясь, главным образом, тем, кто больше заплатит, но и в семьсот девяносто восьмом году от основания Рима роль префекта претория была ключевой во внутренней политике страны.
Вот почему известие, что Август планирует назначить его на такую должность, просто поразило Сабина. В самых своих смелых мечтах он не рассчитывал на столь головокружительную карьеру. Что ж, видимо, он действительно оказал Августу большую услугу, если мог теперь надеяться на такую награду. А он, дурак, еще проклинал Кассия Херею, втянувшего его в эту историю.
