— Подписывайте! — сказала маркиза, указав на брачный договор.
— Отец! Отец! — воскликнула Маргарита, бросаясь к ногам старика.
— Что вы делаете, безумная! — мгновенно приподнялась с кресла маркиза и, нагнувшись, заслонила мужа.
— Отец! Отец! — продолжала Маргарита, обвив шею маркиза руками. — Сжальтесь надо мной!.. Спасите несчастную свою дочь!
— Маргарита! — сказала маркиза тихим, но полным страшной угрозы голосом.
— Сударыня! — проговорила сквозь слезы Маргарита, — я уже не надеюсь на вашу доброту, но позвольте мне просить отца… если вы не хотите, чтобы я прибегла к покровительству закона, — прибавила она, указав с решительным видом на нотариуса.
— Ну, это уже семейная сцена, — тоном горькой иронии сказала маркиза, вставая, — а такого рода зрелища весьма умиляют бабушек и дедушек, но, как правило, достаточно скучны для посторонних. Не угодно ли вам, господа, перейти в другую комнату: там приготовлен десерт. Сын мой, проси гостей. Извините, господин барон…
Эмманюель и Лектур молча поклонились и пошли с гостями в другую комнату. Маркиза стояла неподвижно, пока все не удалились, потом плотно прикрыла двери и подошла опять к мужу, которого Маргарита не выпускала из своих объятий.
— Теперь, — обратилась она к дочери, — здесь остались только те люди, что вправе вам приказывать. Подпишите или ступайте вон!
— Сжальтесь, матушка, сжальтесь, — сказала Маргарита, — не требуйте от меня этой низости!
— Разве вы не слыхали? — продолжала маркиза, придав своему голосу тот повелительный тон, которому, казалось, невозможно было противиться. — Я не привыкла повторять своих приказаний… Подпишите или ступайте вон!
— Отец, отец! — воскликнула Маргарита. — Смилуйтесь надо мной, вступитесь за меня! Я десять лет не видела вас!.. О нет! Я не отойду, пока он меня не узнает, не обнимет меня… Отец! Отец! Это я, я, ваша дочь!
— Чей это голос меня умоляет? — пробормотал маркиз. — Что это за девушка называет меня отцом?
— Этот голос восстает против законов природы! — сказала маркиза, схватив Маргариту за руку. — Эта девушка — непокорная дочь.
— Отец! — вскричала Маргарита. — Посмотрите на меня! Защитите, спасите меня… я Маргарита!..
— Маргарита?.. Маргарита?.. — сказал, запинаясь, маркиз. — У меня прежде, кажется, была дочь, ее тоже звали Маргаритой.
— Отец, но это я и есть, ваша Маргарита!
— Девушка, которая не повинуется своим родителям, не может называться их дочерью, — сказала маркиза. — Исполните мою волю, и тогда вы по-прежнему будете нашей милой дочерью.
— Вам, отец, вам я готова повиноваться. Но вы не станете мне этого приказывать!.. Вы не захотите сделать меня несчастной… довести до отчаяния… убить меня!..
— Поди, поди ко мне! — сказал маркиз, обняв ее и прижимая к груди. — О, какое неведомое и сладостное чувство я испытываю! И сейчас… постой!.. постой!.. (Он поднес руку ко лбу.) Я, кажется, начинаю вспоминать!
— Сударь, — воскликнула маркиза, — скажите ей, что она должна повиноваться, что Господь проклинает строптивых детей; скажите ей это, а не поощряйте ее кощунство!
Маркиз медленно приподнял голову, устремил горящий взгляд на жену и медленно сказал:
— Берегитесь, сударыня, берегитесь! Ведь я сказал вам, что начинаю вспоминать, — и, низко наклонившись к дочери так, что его седые волосы перемешались с черными волосами девушки, он продолжал: — Говори, говори, что с тобой, моя милая? Расскажи мне о своем горе.
— О, я очень несчастна!
— Неужели в моем доме все несчастны? — воскликнул маркиз. — И старые, и молодые!.. И седые волосы, и черные! Ведь и я, и я… я тоже очень несчастен!
— Сударь, возвращайтесь к себе, вам пора! — произнесла маркиза.
— Чтобы опять быть лицом к лицу с вами! Сидеть взаперти как преступнику!.. Запирать меня можно было тогда, когда я был сумасшедшим, сударыня!..
— Да, да, отец, вы правы, матушке давно уже пора отдохнуть, пора мне поухаживать за вами. Отец, возьмите меня, я буду день и ночь с вами… Я буду повиноваться каждому вашему слову, одному взгляду… я на коленях буду служить вам.
— Нет, у тебя не хватит упорства!
— Хватит, отец, будьте уверены!.. Ведь я ваша дочь!
Маркиза кусала губы от досады.
— Если ты в самом деле моя дочь, — сказал задумчиво маркиз, — так почему я десять лет тебя не видел?
— Мне говорили, что вы не хотите меня видеть, отец! Мне сказали, что вы меня не любите.
— Тебе сказали, что я не хочу видеть твое ангельское личико! — воскликнул маркиз, взяв голову дочери в ладони и с любовью глядя на нее. — Тебе это сказали! Сказали, что бедный осужденный не хочет видеть неба! Кто же это сказал, что отец не хочет видеть свою дочь? Кто осмелился сказать моей дочери: «Дитя, твой отец тебя не любит?»
— Я! — ответила маркиза и в последний раз попыталась вырвать Маргариту из его объятий.
— Вы! — воскликнул маркиз, отстраняя ее. — Вы! Неужели вы даны мне судьбой, чтобы убить во мне все человеческие чувства? Неужели все мои несчастья должны происходить от вас? А сегодня вы хотите убить во мне сердце отца, как двадцать лет назад убили сердце супруга?
— Вы бредите, сударь! — сказала маркиза, отпустив дочь и перейдя к окну. — Замолчите, замолчите!
— Нет, сударыня, это не бред! — маркиз закрыл руками лицо. — Нет, нет! Все это правда, ужасная, но правда!.. Скажите лучше… и это тоже будет правдой… скажите, что я нахожусь между ангелом, который хочет возвратить мне рассудок, и демоном, который хочет, чтобы я снова помешался! А я уже не сумасшедший! Хотите, я это вам докажу? (И он приподнялся, опершись на ручки кресла.) Хотите, я расскажу о письмах? О вашей неверности? О дуэли?
— Я говорю вам, — маркиза схватила мужа за руку, — я повторяю вам, что вы сейчас сходите с ума еще больше, чем когда-нибудь! Вы говорите такие ужасы и не думаете о том, кто нас слушает! Откройте глаза, посмотрите, кто тут, и посмейте сказать, что вы не безумны!
— Да, вы говорите правду, — сказал маркиз, опять опускаясь в кресло. — Твоя мать права, — добавил он, обращаясь к Маргарите, — я безумен, и ты должна верить не тому, что я говорю, а тому, что она тебе скажет. Твоя мать — воплощение самопожертвования и добродетели. Поэтому у нее не бывает ни бессонниц, ни угрызений совести, ни бреда. Чего она от тебя хочет?
— Моего несчастья, отец! — вскричала Маргарита. — Моего вечного несчастья!
— А как могу я помешать этому несчастью? Я — несчастный, безумный старик? — воскликнул маркиз раздирающим сердце голосом. — Как я могу помешать ему, если постоянно вижу, как кровь течет из раны, беспрестанно слышу голос из могилы!
