Да, эта девушка – нет, эта женщина глубоко волновала его. Если бы он... если бы она не была его родственницей. Он никогда не хотел жениться еще раз – ему не был нужен никто, кроме Урсулы, но теперь, сидя здесь рядом с ней... Пол сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, осознавая, что в нем рождается очень странное, сильное желание, которое он не ощущал так давно и не думал, что оно может вернуться. Он снова припомнил тот миг перед их расставанием, когда она бросилась в его объятия. Пол резко повернулся к ней и сказал:
– Любовь приходит к нам по-разному, и не всегда так, как мы этого ожидаем. Я понял это слишком поздно, но ты... я только хочу сказать, тебе не следует отвергать ее, когда она придет, откуда бы она ни возникла. В мире не так много любви, чтобы отказываться от нее.
У Нанетты блестели глаза, когда она смотрела на него, и через мгновение, когда из-под ее ресниц выскользнули две слезинки, он понял, отчего они так блестят. Он подошел, неловко встал перед ней на колени, взял ее за руки и взволнованно посмотрел на нее:
– Нанетта, – в отчаянии произнес он, – Нанетта, я...
У него не хватило слов для того, чтобы выразить свои чувства, но она поняла его. Она высвободила свои руки и положила ему на щеки, охватив его лицо, и тут, в каком-то безумии, Пол обнял ее и начал целовать, гладя ее шелковистые вьющиеся волосы. Страсть нахлынула на него как тайфун, и когда ее губы раздвинулись, принимая его, он понял, что она отвечает на его призыв. Он чувствовал, что тело ее дрожит от страсти так же, как его. Он почти потерял рассудок от желания и еще сильнее прижал ее к себе, проникая языком в ее рот.
Тут его пес жалобно заскулил, и он внезапно пришел в себя. Это было кровосмешение! Она же его племянница – что он делает?! Пол отпрянул назад, так резко, что Нанетта чуть не упала, вскочил на ноги и отшатнулся к стене, нащупывая руками дымоход. Разочарованная, Нанетта с тревогой смотрела на него – он стоял к ней спиной, прижавшись к дымоходу и закрыв лицо руками. Собака снова заскулила, и Нанетта притянула ее к себе за ошейник, успокаивающе поглаживая уши, давая Полу время прийти в себя и остыть.
В комнате воцарилось напряженное молчание – двое представителей рода человеческого испытывали друг к другу гораздо более сильную симпатию, чем подозревали раньше. Наконец Пол, не отрывая рук от лица, глухо сказал:
– Мне придется отослать тебя. Тебе нельзя оставаться здесь – это все равно что поместить тебя в клетку со львами.
Она ничего не ответила – если бы они дали волю своим чувствам, то поставили бы под угрозу свои души.
– Может быть, ты хотела бы пожить при дворе, как Маргарет? – спросил он.
Она не ответила, и тогда он повернулся к ней. Их глаза встретились, и они тут же отвели взгляды.
– Я мог бы обеспечить тебе место при дворе, если бы ты захотела.
– Если вас устраивает это, – Ответила она, помолчав, – то я согласна.
– Нет, если только это устраивает тебя. Сейчас при дворе слишком скучно – король не посещает королеву с тех пор, как его начала мучить совесть, а королева не слишком весела с тех пор, как принцессу отослали в Ладлоу. Но двор – это все-таки двор. И ты прекрасна – наверняка многие из придворных юношей влюбятся в тебя и согласятся жениться на тебе даже без большого приданого.
Она встала и сделала реверанс, избегая его взгляда.
– Мне кажется, я была бы счастлива поехать ко двору, по крайней мере, на время, если бы вы могли устроить это.
– Тогда решено. И, Нанетта, не волнуйся.
– Да, дядя. Спасибо, дядя. Могу ли я идти?
– Конечно.
Ему хотелось бы знать, насколько ее задело происшедшее. Пол проследил за ней, пока она шла к двери, ее юбки шуршали, стелясь по полу, а волосы черным водопадом струились из-под чепца.
– Да благословит тебя Господь, – тихо произнес он.
Перед дверью она помедлила на секунду, а затем вышла, затворив ее за собой.
Выйдя наружу, Нанетта, не колеблясь, направилась в часовню. Тишина храма сразу успокоила ее, и она на коленях доползла почти до алтаря, а потом повернулась к подножию статуи Святой Девы. Стоя на коленях, она размышляла, что с ней случилось. С того времени, как умер ее отец, ей казалось, что какая-то ее часть тоже умерла, замерзла – вплоть до сегодняшнего дня. А теперь она дважды была нескромна с двумя мужчинами, каждый из которых был запретен для нее. Сначала она соблазняла жениха Маргарет, хотела заставить его полюбить себя, а потом она возжелала своего дядю, брата собственного отца. Что с ней случилось? Почему ее кровь воспламеняют эти странные желания? Почему они смешиваются в ее сознании с образом отца? Ей было стыдно и гадко – но какая-то часть ее сознания с наслаждением вспоминала прикосновения Пола, его страсть, то, что он желал ее столь же сильно, как и она его.
Она испугалась. «Святая Матерь Божия,– взмолилась она, – помоги мне понять себя и очисти меня, сделай меня холодной, как камень, омытый морем. Сделай меня чистой, такой же, как ты. Прости меня и будь милостива ко мне!»
После Рождества, в соответствии с выработанной процедурой, Нанетта, в сопровождении Пола и Эмиаса, а также большого количества слуг, поехала в Ивер, чтобы провести там несколько дней перед отправкой ко двору. Такой порядок предложил сэр Томас Болейн, который собирался отправлять ко двору свою дочь Анну, получившую прощение за неподобающее поведение в деле Перси, и он решил, что Нанетта будет для нее самой лучшей компаньонкой. Обеим предстояло войти в свиту королевы сразу же после крещенских праздников.
Девушки недоверчиво осмотрели друг друга, а затем, удовлетворенные увиденным, улыбнулись и поцеловались и отправились в гостиную поболтать.
– Я сразу поняла, что ты не такая, как твоя кузина, и я рада этому, – удовлетворенно кивнула Анна, – я отношусь к ней хорошо, так как именно она представила меня... одному человеку, но я никогда не была близка с ней. Мы слишком разные. Мне кажется, она должна была выйти замуж? Как она поживает?
Нанетта еще не оправилась от потрясения, испытанного при знакомстве с этой необычайной женщиной, поэтому ответила не сразу. Маргарет говорила ей, что у Анны огромные черные глаза, но это не спасло ее от шока: эти сияющие, гипнотизирующие, потрясающие глаза, казалось, исполнены жизни более чем это позволено человеку, они втягивали вас в свою теплую глубину, и вы чувствовали, что там вас непременно поймут. Но в то же время Нанетта ощутила, что в ее компаньонке есть какая-то отчужденность, в ее душе есть место, которое она оберегает и пестует, как оберегают и пестуют рану, чтобы ее не потревожил кто-нибудь. Анна Болейн явно была ранена, и поэтому-то Нанетта видела в ней родственную душу.
