Все заржали, а Кориолла на миг обиделась. Но тут же нашлась, что ответить.
– А вот печенье с перцем ты наверняка не умеешь печь. И еще я фаршированные финики умею делать. И еще…
– Отведу ее в дом Адриана, там ликса Кандид поселился, – перебил девушку Приск. – А то мы через полчаса все истечем слюной. – Он сам не заметил, насколько пошлой получилась шутка.
– Не хотите печенья – вам же хуже! – разозлилась Кориолла. – Но у Кандида я жить не хочу.
– Погоди, я кое-что должен тебе объяснить! – Приск ухватил ее за локоть и вывел в соседнюю комнату. – Кука прав: в казарме тебе не место, – сказал Гай шепотом. – Разумеется, тебе нашлась бы комната, и мы тебя защитим от кого угодно. – Он сделал ударение на этих словах: «от кого угодно». – Но легионеры не могут сидеть в казарме от зари до зари. Мы, может быть, по четыре стражи подряд будем на стенах… А Нонний – нет. Понимаешь?
Кориолла нахмурилась и кивнула.
– Я провожу тебя, – пообещал Приск. – Но прежде зайду к префекту лагеря и сообщу о выходке Нонния. Идем…
– Поесть-то с вами можно? – спросила Кориолла. – Или раньше прогоните? А то я голодная, как коршун.
* * *
Обед, надо сказать, затянулся. Приск вдруг обнаружил, что за то время, пока они не виделись с Кориоллой, девушка сильно переменилась. Не только похорошела, расцвела, но и сделалась более уверенной в себе, более женственной. Она остроумно парировала шуточки Куки, сочувственно выслушивала Малыша, спорила с Тиресием и время от времени одаривала улыбкой Приска. Тесная кухонька мгновенно превратилась в уютный триклиний,[84] а похлебка со свеклой и капустой показалась изысканным блюдом. Под конец, осушив кубки, все принялись петь. У Кориоллы был чудный голос, у Аристея, как выяснилось, – тоже, а вот Малыш ревел, как настоящий медведь, и его попросили заткнуться.
После такой вечеринки Кука смилостивился и заявил, что Кориолла может остаться в казарме, и даже попытался девушку поцеловать, но тут уже воспротивился Приск и заявил, что пора им отправляться к префекту лагеря и нажаловаться тому на Нонния. Кука вызвался сопровождать, оберегать и вообще делать все-все, что угодно красавице Кориолле.
Префект как раз разбирался с расселенными беженцами, был занят по горло – весь красный, растрепанный, не выспавшийся. Надо было заставить подростков сидеть по баракам, а не путаться под ногами, мужчин определить в караульную команду – чтобы вовремя накачивали бочки с водой и дежурили на крышах бараков, сбрасывая огненные стрелы. Опять же лишние караульные из тех, кому не надо потом рубиться на стенах, не помешают, чтобы поднять тревогу в случае внезапной атаки. Благо, среди жителей канабы было полно ветеранов, которые еще не забыли, что значит армейская жизнь и дисциплина.
Поначалу префект попытался отмахнуться от новой проблемы, но Приск и Кука буквально зажали его в угол между казармами. Тогда префект вспомнил, что много лет назад он вместе с Корнелием, отцом Кориоллы, служил в Эммаусе, ухватил девушку за руку и самолично повел к домику трибуна-латиклавия, где теперь обретался ликса.
– Беженцам опасность не грозит, у лагеря стены десять футов вышиной, правда, народу мало, чтобы их оборонять, – распространялся префект по дороге.
– Стены внушительные, – согласилась Кориолла. – Но я не варваров боюсь.
С прибытием беженцев лагерь мгновенно утратил армейскую строгость и теперь напоминал гомонящее временное стойбище кочующего племени.
Перед домом, где когда-то жил Адриан, две женщины, скорее всего рабыни, полоскали в ведре какие-то тряпки. Тут же распоряжался ликса, понукая рабов:
– Я кому сказал: отыскать большую сковороду! А ты что принес! На ней разве что воробышек может свою задницу разогреть. Да и то ненадолго!
– Эй, ликса! – окликнул снабженца префект. – Тут девушка из ветеранских дочерей. Мое тебе личное поручение: присмотри за ней, чтоб никакой беды не случилось.
– Кориолла, деточка! – радостно воскликнул Кандид. – Она же мне как родная. Прежде она у меня в доме каждую зиму жила, когда в школу ходила. Майка моя по тебе соскучилась, милочка. А ты марш за сковородой! – вновь напустился ликса на раба.
– Что ж я, своровать ее должен?
– А хоть и своруй – мне все равно!
– Ну что, уладили? – спросил префект нетерпеливо.
– А Нонний? – От Куки с Приском не так-то легко было отделаться.
– С Ноннием я лично разберусь. Сделаю так, чтобы он на стенах все четыре ночных и четыре дневных стражи торчал, – пообещал префект.
Распрощался и отправился собирать ветеранов – из них предполагалось составить пожарную команду для круглосуточного дежурства по лагерю. В том, что варвары постараются поджечь казармы, никто не сомневался. А вот в то, что префекту удастся легко совладать с Ноннием, верилось с трудом.
– Надеюсь, у тебя все хорошо? – спросил Приск у Кандида.
– Дерьмово, – буркнул Ликса. – Я, считай, разорен.
Тем временем в доме послышался грохот и следом ругань.
– Да что ж там такое!..
Кандид побежал внутрь разбираться.
– Надеюсь, Майя поделится с тобой одеждой, ну и всем, чем надо… – сказал Приск, кашлянув.
– Не хочу у нее ничего брать, – отрезала Кориолла, поджав губы.
– Я знаю… Она о тебе всякие гадости рассказывала, – брякнул Приск.
– Ненавижу ее, – прошептала Кориолла. – Чтоб ей нутром заболеть, чтоб лихорадка ее избила, чтоб ей попасть в страну всех болезней…
– Как жестоко! – сделал попытку все перевести в шутку Приск.
– А я жестокая… ты не знал? – Кориолла попыталась скорчить какую-то зверскую рожицу и рассмеялась.
В этот миг будто сама Венера толкнула Гая к девушке. Приск даже не сразу понял, что уже обнимает ее. Губы их слились в поцелуе. Все вдруг исчезло, во всем мире были только они, время замерло. Гай осознавал лишь одно: они наконец вместе. Осада лагеря, Валенс, Нонний – все это больше не имело значения. Только обнимать ее, целовать, обладать…
«Мы ж на улице!» – нехотя шевельнулась запоздалая мысль.
Правда, уже стемнело. Но все равно могут увидеть. С трудом, будто не свои, он разжал руки, и Кориолла отстранилась.
– Я – невеста… – проговорила она с каким-то изумлением. Будто позабыла об этом, а теперь неожиданно вспомнила.
– Да, знаю. Уже много лет…
– Старая невеста. – Она фыркнула, видимо, приглашая Гая посмеяться над шуткой.
«Кука прав, не отдам Валенсу, не отдам ни за что!»
Приск отворил дверь в домик трибуна. В полутемном атрии устраивались спать на полу женщины и дети из прислуги. Впереди маячило что-то темное. Пока Приск раздумывал, что это такое, вновь раздался грохот. Звон металла, ругань.
