«Такая жара… — пробормотал учитель, выпрямляясь, и направился прямиком к Авлу. — Ты весь течешь, малыш…»
Он наклонился и слизнул каплю пота с шеи Авла. В тот же миг мальчишка всадил бронзовый стиль грамматику в бедро. Учитель взревел, будто бык, получивший слишком слабый удар жертвенным топором. Авл вскочил и бросился вон из ученической пристройки.
Так закончилось его обучение. Что делать дальше, было неясно. Искать богатого покровителя и таскаться с раннего утра в дом к патрону, вымаливая подачки, Авл категорически не желал. Тогда-то и предложил ему дядя-ланиста работу в гладиаторской школе в провинции. Авл поехал. Как выяснилось, обманул хитрец-опекун, никакой школы у дядюшки не было, имелась шайка плохо обученных рабов, которые дрались в провинциальных амфитеатрах, а скудные доходы дяди едва превышали расходы на кормежку «школы» и покупку новых рабов. Авлу вообще доставались крохи, отложить хотя бы пару золотых монет было недостижимой мечтой. Авл был чем-то вроде секретаря в дядюшкином предприятии — записывал имена и прозвища купленных рабов, кто сколько выиграл и сдал на хранение наградных денег, расплачивался с булочниками, торговцами маслом и лекарями, заказывал оружие, кандалы, кремацию и дешевые надгробия из песчаника погибшим бойцам. Два года провел Авл в беспрерывных странствиях. Кое-как предприятие сводило концы с концами, пока в Сирии не случилась катастрофа. Когда они прибыли в город, то увидели на стене первой же таверны намалеванное объявление о том, что вечером в амфитеатре ланиста Силан выставляет самых лучших гладиаторов империи. Их опередили! Оставалось одно — попробовать договориться с Силаном и устроить на арене сражение — его гладиаторы против бойцов дядюшки Эмпрония. Но стоило Авлу и его дяде увидеть гладиаторов Силана, как все надежды Эмпрониев рухнули. Силан выводил на арену девчонок: либо белокурых и белокожих уроженок Германии и Галлии, либо черных и гибких, как пантеры, нумидиек. Почти что голые, в одних набедренных повязках, они не столько дрались, сколько визжали, царапались, кусались, таскали друг друга за волосы по песку. А потом, опомнившись, кидались друг на друга с мечами, и, в конце концов, непременно одна из красоток оставалась мертвой на песке. Тогда на арену являлся здоровяк-нумидиец, эбеново-черный и блестящий, намазанный маслом, с прикрытыми крошечным лоскутом оранжевой ткани чреслами. Нумидиец поднимал тело убитой, срывал обрывок ткани и проносил мертвую девушку по арене, демонстрируя зрителям нагое тело, и только после этого уносил мертвую в сполиарий.[76]
— Вообще-то, — рассказывал дядюшка, — Силан прежде был циркулатором, то есть хозяином бродячего цирка. Возил по провинциям фокусников с огненными факелами, обвешанных колокольчиками дрессированных свиней и собак, а с ними двух заморенных и беззубых старых львов. В базарные дни они выступали прямо на улице, а Силан, надрывая легкие, зазывал зрителей на представление. Потом львы сдохли, собак продали какому-то местному богачу, а свиней попросту съели. Силан скупил в лупанариях бабенок, которые истаскались и вышли из возраста или которых посетители изуродовали так, что они уже ни на что не годились, откормил их, быстренько обучил кое-каким приемам и выпустил на арену. Главное, в этих девках была такая злость, какую не у каждого убийцы, приговоренного к арене, встретишь. Зрители приняли новое представление с восторгом. Так Силан сделался ланистой.
Договариваться с Силаном Авл отправился вместе с дядей.
— Устроим представление в двух актах, — предложил старший Эмпроний. — Сначала твои девочки немного побесятся, потом выйдут мои парни и покажут, что такое настоящие бои.
Силан ответил не сразу, он медленно катал по столу пустой оловянный бокал и поглядывал на Авла. Мальчишке очень не понравился этот взгляд — такими же маслеными глазами смотрел на своих учеников грамматик в школе.
— Идет, — сказал наконец женский ланиста. — Но пусть мальчишка поучаствует в моем представлении.
— То есть как? Это мой племянник.
— Да брось! Какой племянник… знаем мы этих племянников, — понимающе подмигнул Силан.
Авл ожидал, что дядя возмутится и врежет подонку промеж глаз, потом плюнет в его мерзкую рожу, и на этом переговоры закончатся. Римский мир велик, везде найдется место для выступления даже самым захудалым бойцам.
Но дядя промолчал.
— Послушай, я не собираюсь убивать парня, — ухмыляясь все шире, продолжал Силан. — Просто сначала мои девицы изобразят сценку — будто разъяренные менады напали на певца Орфея.
— Менады в конце концов прикончили Орфея, — напомнил Авл.
Силан расхохотался, погрозил Авлу пальцем:
— Сразу видно, в школе хорошо учился. Это вредно для таких ребят, как ты. Обещаю, убивать не будут, — сказал он, отсмеявшись, — просто мои девки тебя немного пощиплют, потаскают за волосы. Потом поднимут на руки и унесут с арены. Зрители обожают, когда перед ними разыгрывают какой-нибудь миф.
— Купи убийцу-смертника, пусть девчонки его потреплют и прикончат, — предложил Авл.
— Уже приценивался. Есть в городской тюрьме трое. Но все такие уроды, что за Орфея вряд ли сойдут. К тому же здоровые, девкам ни одного из них не поднять. Я же так хорошо придумал — чтобы твоего красавчика с арены на руках уносили. Да и потом… я ж говорю… это представление на затравку, без крови. Пятьдесят процентов сборов ваши. Если нет — то нет. Возьму кого-нибудь из моих охранников.
— Да иди ты! — Авл вскочил.
Но дядюшка удержал его за руку и сказал:
— Идет.
Авл растерялся. Это же предательство! Опекун отправляет его на арену, как последнего раба.
— Да ладно тебе! — пожал плечами дядя в ответ на упреки, когда они вышли и направились на старый зерновой склад, который сняли на месяц под временную гладиаторскую школу. — Это не поединок, а представление. Выступал же Нерон на сцене. Вот и ты выступишь. Я дам тебе золотой за это.
Разумеется, Силан обманул. Да, конечно, Авла в итоге не убили, но извозили в песке и избили так, что он месяц провалялся в постели. Разъяренные девицы накинулись на него с кулаками, били ногами и дубинами. Авл же, как идиот, пытался прикрыться старой кифарой, которую ему вручили перед выходом на арену. Было больно, мерзко, а главное — унизительно. Он не видел зрителей — видел только грязный песок, забрызганные кровью и навозом ограждения жалкой арены, слышал надрывный хохот, больше похожий на визг. Одна из бывших шлюх ударом ноги сломала Авлу левую руку. Со сломанной рукой его таскали за ноги по арене, он визжал от боли, в ответ слышал только заливистый смех «менад».
