Ему не терпелось показать мне усадьбу, когда-то принадлежавшую его отцу, рассказать ее историю, Усадьба не произвела на меня впечатления, но у меня хватило ума промолчать об этом.
Вскоре Харальд убедился, что его замысел не так-то просто осуществить.
В родном краю его встретили неприветливо, даже у родного брата на усадьбе их отца Сигурда Свиньи. Все здесь были на стороне конунга Магнуса. Они не видели никакого смысла в том, чтобы провозгласить Харальда конунгом, хоть он и вернулся домой в золоте и блеске.
Мы двинулись дальше, Харальд ехал, стиснув зубы.
Я по своей юности еще ничего не понимала. Но позже мне стало ясно, что в тот день, в родном краю, рухнула мальчишеская мечта Харальда вернуться домой героем, овеянным славой.
Мы все дальше удалялись от побережья, теперь Харальд хотел посетить усадьбу Стейг в Гудбрандсдалире, там жила его тетка Исрид, у которой он отроком прожил несколько лет. Про это, Олав, ты и сам знаешь.
— Все равно рассказывай. Мне интересно услышать об этом от тебя.
Эллисив продолжала:
— Хозяин Стейга умер уже давно. Овдовевшая Исрид жила вместе со своим пятнадцатилетним сыном Ториром.
После мне Харальд рассказал, что мальчиком он любил Исрид, любил, как взрослый…
— Сколько ему тогда было? — И, не дожидаясь ответа, Олав сказал:— Ему было пятнадцать, когда он покинул Стейг и отправился в Стикластадир. А Исрид тоже его любила?
— Думаю, что любила, и, возможно, не так, как положено тетке. Но ничего недозволенного в их отношениях не было.
Теперь она встретила Харальда, как старого друга. Благодаря ее поддержке ему удалось склонить тамошних бондов к тому, чтобы провозгласить его конунгом. Они созвали тинг, и Торир объявил Харальда правителем их земли.
Наконец-то Харальд стал конунгом, я — королевой, а наша Мария — дочерью конунга.
Однако почести нам оказывали такие малые, что хвастать было нечем.
Вместе со своей свитой мы кочевали из одной усадьбы в другую. Нас встречали по-разному: где дружелюбно, а где и не очень. Несмотря на сокровища, которые Харальд возил с собой, я чувствовала себя скорее бродяжкой, чем королевой.
Я привыкла пускаться в путь в любую погоду, привыкла преодолевать верхом большие расстояния, если мне доводилось ночевать в настоящей постели — пусть даже она кишела вшами и блохами, — я уже была благодарна судьбе. Предание рассказывает, что Святослав спал под открытым небом, положив под голову седло. Когда меня чересчур донимали вши, мне начинало казаться, что он поступал не так уж глупо.
Но я только стискивала зубы и молчала. Я настояла на своем — вышла за Харальда против воли отца. И никто не услышал бы от меня ни единой жалобы.
— Елизавета Ярославна, киевская княжна, — сказал однажды Харальд, — что же ты ничего не говоришь? По душе ли тебе такая жизнь?
— А что говорить? Я твоя жена, и мой дом там, где ты.
— Потерпи немного, скоро все изменится, — пообещал он. — Даю тебе слово. Ты заслуживаешь лучшей доли.
Вскоре после дня Олава Святого до нас дошла весть, что Магнус вернулся в Норвегию. А еще через некоторое время от него прибыл гонец.
Это был Халлькель сын Гудбранда, брат Исрид и королевы Асты. Халлькель был очень скромный человек и старался держаться незаметно; Магнус наверняка выбрал его за то, что он был в близком родстве и с Харальдом, и с ним самим.
Магнус искал мира и согласия. Было решено, что конунги встретятся в Акере близ озера Мьёрс.
Там они обо всем и договорились.
Я думаю, что и Магнус и Эйнар Брюхотряс испугались, увидев разоренные селения Дании. Они больше не сомневались, что Харальд готов сражаться, и тогда уж пощады не жди.
Половина власти отошла Харальду, однако договорились, что, если Харальд и Магнус окажутся где-то вместе, главным будет Магнус.
За полученную власть Харальд должен был отдать половину своих сокровищ, неприкосновенным оставалось только мое приданое и свадебные дары, поскольку то и другое принадлежало мне.
Мое приданое было большое, и на свадебные дары Харальд тоже не поскупился. Но меня удивило, что они вдруг пополнились кое-чем из добра Харальда. Говорить об этом было бесполезно, тем более что под раздел попало все-таки достаточно золота и серебра.
Все происходило очень мирно, так по крайней мере казалось со стороны. Лишь один раз у Харальда вырвалось недоброе слово. Магнус пожелал отдарить его за золото и протянул ему обручье со своей руки.
— Это все мое золото, — сказал он.
— Маловато для правителя двух стран, — заметил Харальд. — Да еще неизвестно, точно ли оно принадлежит тебе.
— Если и это обручье не мое, тогда я не знаю, что по праву принадлежит мне, — растерялся Магнус. — Обручье подарил мне перед смертью Олав Святой, мой отец.
Харальд хохотнул.
— В этом я не сомневаюсь. Зато сам Олав получил его от моего отца, Сигурда Свиньи, в уплату какого-то пустячного долга.
Магнус сник, как догорающий светильник.
— Ты думаешь, отец сказал правду? — Взгляд у Олава был неподвижный, на этот раз он не уклонился от разговора о лживости Харальда.
— Не знаю, — ответила Эллисив. — Вряд ли он мог узнать обручье, которое видел в трехлетнем возрасте или еще раньше. Верно одно: он любил унизить человека подобным образом.
Но как бы там ни было, Харальда провозгласили конунгом Норвегии, и на этот раз с согласия Магнуса.
— Обещал я тебе, что все уладится? — сказал потом Харальд. — Теперь тебе здесь нравится, королева Эллисив?
— Ты не слышал от меня ни единой жалобы. Не услышишь и впредь, — ответила я.
— Я никогда не забуду, как ты была терпелива все это время, — сказал Харальд. — Но боюсь, наши испытания еще не кончились. Ты обратила внимание на Эйнара Брюхотряса?
— Он, по-моему, рта не раскрыл, — ответила я.
— То-то и плохо. Его молчание не предвещает добра.
— Может, он догадался, что ты утаил от Магнуса часть золота? — предположила я.
— Вряд ли. Откуда ему знать, велико ли твое приданое и сколько у тебя было свадебных даров.
— Думаешь, он замышляет что-нибудь против тебя?
— В этом я уверен.
— А Магнус знает об этом?
— Сомневаюсь. Молодой Магнус помешан на своей праведности, все земное для него — суета сует. Меня тошнит от его елейного голоса и смиренного лица.
— Ты несправедлив. — Я рассердилась.
— Ах, прости! — Это прозвучало издевкой. — Я и забыл, что беседую с драгоценной сестрицей нашего святоши.
Наступила осень, я не могу вспоминать ее без грусти.
Харальд и Магнус гостили со своими дружинами поочередно на всех усадьбах южнее Доврара. Иногда они гостили вместе, иногда — порознь.
Эйнар Брюхотряс всеми силами старался посеять вражду между конунгами. Этого и следовало ожидать. Он также делал все возможное, чтобы настроить бондов против Харальда.
