— Верно! — восторженно завопил Гарет и с легким сердцем пошел подбирать меч.
Наконец пришло время сходить с небес на землю — в лагерь, расположенный ниже по склону.
— «В горах мое сердце, а сам я внизу…» — вздохнув, уныло пропел Галахад строчку из знаменитой песни Бернса, едва мы начали спускаться.
— Какое же это «внизу»? — возразил я. — Ты еще скажи: «Прощай, моя родина! Север — прощай!» Мы еще никуда не уходим. Ты вообще только что прибыл. И кстати, кому это из нас Север — родина?
— Мне! — тут же ответил Гавейн.
— И мне! — сказал Гарет.
— Кто бы сомневался…
— Между прочим, — несколько ревниво заметил Кей, — Регед находится за Стеной, и тоже считается Севером.
— А Малая Британия, к вашему сведению, — серьезно добавил Галахад, — находится на севере континента. Так что, о чем вообще речь?
— О том, что вся Британия севернее континента! — заключил я, откровенно веселясь.
— А что это за песня? — поинтересовался Гарет.
Галахад с готовностью спел ее целиком — все равно до тех пор, когда ее придумают, ее еще сто раз забудут.
— Здорово! — заключил Гарет. — А погоня за призраками сегодня будет?
— Погоня за призраками? — слегка ошарашено переспросил Галахад. Кажется, он тут же припомнил, что видали мы и настоящих призраков. Неужто нам мало?
— Гарет называет так ночной объезд постов, с небольшим отрядом, — объяснил Гавейн. — И не только объезд, но и разъезды, выборочно, подальше в сторону от территории лагеря, с исследованиями некоторых местных достопримечательностей. Все это обычно сопровождается еще беседами о всякой мифической дребедени. Гарет обожает такие штуки. А во время нашего морского похода было как-то недосуг.
— Понятно, — рассмеялся Галахад. — Я против таких штук тоже ничего не имею. Так сегодня будет погоня за призраками?
— Почему бы и нет. Раз больше гоняться пока не за кем. Только попозже. В кромешной тьме!
Мы окунулись в дымы разожженных костров и омут самых разнообразных запахов, начиная с конского пота и затхлого душка отсыревших шатров и кончая веселыми ароматами жареной свинины, еще утром носившейся по лесу в поисках прошлогодних желудей, но после встречи с человеком павшей смертью храбрых. На запахах, содержащихся в промежутке между упомянутыми, если опустить запахи трав, земли и вереска, я почел бы за благо не заострять внимание. Тем более, что и в реальности они быстро приедаются, а потихоньку и вовсе перестают замечаться.
Я встретился с Махой и некоторыми другими предводителями, и когда Гарет с Кабалом ввалились вечером в шатер, уже почти начисто забыл, что мы куда-то собирались. Но раз погода была отличная, грех было бы терять такую ночь.
Итак, мы выехали в почти кромешной тьме. Луна еще не взошла, и кроме пятен света вокруг костров, похожих на стеклянные шары фонарей, чьи прозрачные стенки не давали расплескаться наполнявшей их светящейся жидкости, все вокруг было окутано мягким, плотным и тяжелым как одеяло мраком. Впереди оживленным белым пятном маячил Кабал. Усыпанная хвоей земля мягко пружинила. Откуда-то сверху, пролетев через переплетение ветвей, что-то глухо шлепнулось на землю, справа от нас.
— Еще одной вороной меньше, — заметил я. Их тушки то и дело падали с ветвей, явление было самым что ни на есть обычным. — Кабал, а ну брось.
— Чем же вы так воронье привлекаете? — ехидно спросил Галахад.
— Угадай с трех раз.
Мы объехали дозоры, порой спугивая их неожиданностью своего появления, и делясь с часовыми шутливыми советами, вроде пожелания беречься крокодилов, и не спрашивать, что это за твари такие, а то накаркают. А потом отправились подальше, на то, что Гарет, собственно, и называл погоней за призраками. Хотя ничего действительно похожего на погоню в ней не было.
Мы углубились в поросшую редким лесом лощину, попутно рассуждая о том, где может на самом деле находиться долина теней, а где — страна вечной юности, забредя в которую, можно вернуться назад через несколько столетий, проведя там лишь минуту, и наоборот. Потом забрались на соседний склон, исследовали какое-то нагромождение камней, вслух размышляя, являются ли эти камни каким-нибудь древним курганом, и Кабал поднял шум только один раз, когда какая-то птица с неуклюжим шорохом, больше напоминающим грохот, вылетела из своего замаскированного сухими ветками гнезда. Предполагаемый курган, раскапывать на предмет проверки было что-то лень, и мы выехали затем на небольшую ровную площадку на утесе, нависающем над тропой внизу. Ночной воздух был свеж и веселящ, как легендарный вересковый эль. Взошедшая луна превращала его в струящийся, переливающийся серебряный шелк.
— В черном небе — белый лик, — произнес я. — Черный дол и пуст и дик. Воет ветер над холмом, волчий глаз горит огнем! — Обернувшийся Кабал продемонстрировал в лунном свете фонари глаз, достойные самой собаки Баскервиллей.
— Свет серебряной луны, К жизни пробуждает сны… — сказал Гарет, кивая на поднимающиеся в стороне темные вершины. — Древний город вновь рожден, из развалин возведен.
— Недурно, — одобрил Галахад. И понизив голос до намеренно-жуткого, добавил, посматривая в сторону того то ли кургана, то ли не кургана, что мы оставили позади:
— Что курганы, что холмы — всюду обитаем мы. Кости дремлют, мы не спим — злато древнее храним…
Гарет поежился с нервным смешком.
— Та-ак! — весело воскликнул Гавейн. — Я знал, что без костей и прочей похоронщины ты ну никак не обойдешься!
— А при чем тут я? — удивился Галахад. — Не я предлагал раскопать и посмотреть, что там на самом деле.
— Да где тут смотреть? Ночь на дворе, тьма непроглядная! — сказал я.
— Вернемся днем? — предложил Галахад.
— А днем неинтересно, — вздохнул Гарет.
Лунный свет чуть поблек, потом опять засиял с полной силой, затем снова померк. Тяжелыми клубами принялся наплывать туман, то скатываясь с соседних склонов, то поднимаясь из долины. Тропа внизу, частями, то исчезала, то снова появлялась.
— Там что-то движется, — заметил Гарет.
— Весь мир — движение, — наставительно сказал Гавейн. — Наверняка там что-нибудь да движется, куда деваться?
Мы тоже присмотрелись к лежащей внизу тропе, кусты то в одном, то в другом месте рядом с ней отчаянно колыхались. Наплывший туман заволок тропу. И распавшись на пряди, стал снова развеиваться.
Мы еще немного понаблюдали, потом в разрыве серых занавесей в лунном свете на тропу, как на сцену, выскочил показавшийся огромным вепрь, огляделся, покрутившись из стороны в сторону, и снова нырнул в заросли, по другую сторону тропы. Кабал, беспокойно пометавшись, напряженно застыл на краю обрыва, но как реагировать на слишком далекую добычу, по-видимому не знал, я отозвал его, от греха подальше, от края.
