Английский король и Тайный совет, подчеркивая свой ужас перед случившимся и выступая за суровое, примерное наказание, считали, что французскому послу следует взять на себя ответственность за переправу через канал. Господин де Шемо возражал, английский Тайный совет настаивал. Весьма вежливый, но острый спор закончился соглашением: Стюарт направляется в Кале под сильной английской охраной, где передается под ответственность Франции. Одновременно Англия получает от лучника письменное признание и направляет его заинтересованной стороне.
Письменное признание тем не менее так никогда и не появилось. К Уорвику дважды обращались от имени де Шемо, он искренне извинялся, но дальше обещаний дело не шло. В конце концов ветреным серым утром в середине мая посол сам отправился в Холборн посетить его милость. Позже, в тот же день, О'Лайам-Роу получил приглашение в Дарем-Хаус.
Тросточка исчезла, а вместе с ней отпала и необходимость проявлять неуместное сочувствие:
— Я получил твою записку, — сказал Лаймонд и, наклонив свою светлую голову, пересек кабинет и подошел к камину, где стоял О'Лайам-Роу. — Как тебе удалось убедить его? Заключили оборонительный и наступательный союз против меня?
— Примерно так, — без колебания заявил О'Лайам-Роу.
— Ну, конечно. — Непоседливый, гибкий и твердый, как сталь, Лаймонд бросился с размаху в кресло. — Что ж, подумай дважды, прежде чем предпринять что-нибудь пикантное. И ирландцы, и шотландцы, видишь ли, чрезвычайно ранимы, хотя лично я — нет. Ты, конечно, отдаешь себе отчет, что О'Коннор будет там?
— Конечно, — ответил О'Лайам-Роу: ни тени улыбки не было на его приятном лице.
— Мне сказали, что они с Пэрисом попросили армию в пять тысяч человек, чтобы поднять всю Ирландию и даже Уэльс. Вдовствующая королева и мой друг видам полагают, что их он получит. Коннетабль не так уверен.
— Вдовствующая королева все еще во Франции?
Лаймонд рассматривал свои тонкие пальцы.
— Ходят слухи, что ее отъезд из Амбуаза отложен из-за склонности короля к одной из дам ее свиты. Первые намеки относительно Стюарта достигли Луары. Королева останется, пока не уладится это дело. По правде говоря, мне кажется, у нее есть неприятности и другого рода тоже, но это между прочим. Мы поедем, мой дорогой Филим, в авангарде большого посольства из Англии, прибывающего, чтобы вручить нашему дорогому милостливому королю Генриху — за его грехи и за наши — рыцарский знак ордена Подвязки.
— Боже милосердный! — воскликнул застигнутый врасплох О'Лайам-Роу.
— Вот так-то. Во главе посольства будет наш славный маркиз Нортхэмптон. А в число большой и блистательной свиты включены граф и графиня Леннокс. Англичан ожидают в Шатобриане девятнадцатого июня; и к концу своего пребывания они попросят руки Марии Шотландской для своего короля. Но, поскольку… — продолжил напевный голос, не дав О'Лайам-Роу открыть рот, — поскольку королева Мария обручена с французским дофином и ни одна партия до сих пор не смогла разрушить эту помолвку, король Франции с сожалением откажет и предложит взамен руку своей дочери Елизаветы. Все это следует ясно представлять себе, — сказал Лаймонд. — Но если всплывет хотя бы легкий намек на то, что за покушениями на Марию стоит Англия, это расстроит столь прекрасную перспективу мира и согласия. Можно даже ожидать, что Франция почувствует себя смертельно оскорбленной и будет готова опять раздуть беспорядки в Ирландии. В этом случае Кормак, возможно, получит пять тысяч человек и соизволение Франции вышвырнуть англичан из страны своих предков.
О'Лайам-Роу сел.
— Между тем, — продолжал Лаймонд, не обращая на него внимания, — Робин Стюарт признался Уорвику, а Уорвик передал де Шемо имена других участников заговора. Один из них — Леннокс, хотя сам он это весьма энергично отрицает. Другой — тот, кого мы преследуем. Я давно знал, кто он. Все указывает на него, но когда мы будем во Франции… — Лаймонд помедлил, глядя в потолок. — Последнее, чего захочет Стюарт, — это позволить Тади Бою или любому, кто связан с ним, покрыть себя славой. Насколько я понял, он вынашивает планы жестокой мести, которая осуществится, едва он окажется во Франции. Леннокс, конечно, предостережет его. Стюарт, чертов ублюдок, держит пари, кто кого убьет первым, — проговорил Лаймонд, и в его глазах зажглись искорки смеха. — Разве это справедливо?
О'Лайам-Роу поперхнулся:
— Ты слишком скор: мне не угнаться за тобой. Стюарт назвал двух человек. Один — Леннокс, но он отрицает это. Кто же второй?
Лаймонд встал, и О'Лайам-Роу наблюдал, как он идет по-кошачьи гибкий, осторожно ступая по натертым полам, сцепив руки, склонив набок светловолосую голову. Лицо его было серьезным. От хромоты не осталось и следа, зато в глазах таилось море коварства.
— Да ладно тебе, Филим, — сказал он. — Ты говорил со Стюартом. Раз уж он едет во Францию ради тебя, то, безусловно, доверил тебе ценнейшие из своих секретов.
Принц Барроу промолчал, так как Лаймонд был совершенно прав. Он знает и знал с тех самых пор, как покинул Тауэр, что человек, стоящий во главе заговора, Джон Стюарт, лорд д'Обиньи, капитан Робина Стюарта — не слишком умный сибарит, которого бросили в тюрьму, а потом недостаточно вознаградили; человек, с которым Робин Стюарт поссорился, и через посредство более мудрых, хитрых и ловких английских родственников которого было, вероятно, начато это бесчеловечное дело.
Часть IV
ЗАЕМ И СРОК ДАВНОСТИ
Глава 1
ДЬЕП: ПОСЛЕ КРИКА ВСТУПАЕТ В СИЛУ ЗАКОН
Мужчина, если имел место сговор, волен распоряжаться нареченной по своему желанию до тех пор, пока она не закричит, и после того, как она закричит, тоже.
Мужчина, с которым сговора не было, в безопасности до тех пор, пока женщина не закричит, но как только раздастся крик — вступает в силу закон.
В пятницу 14 мая Фрэнсис Кроуфорд и Филим О'Лайам-Роу, принц Барроу, второй раз вместе сели на корабль, направляющийся во Францию, в Дьеп. Под свежим западным ветром серо-зеленое море шелестело, как шелк, деревянный корпус корабля споро скользил по воде, и пшеничного цвета парус рассекал холодный воздух, хлопая над кормой, где сидел и чихал О'Лайам-Роу.
Судьба наконец явила принцу Барроу свои знаки. Жила на свете женщина, которую он не предполагал когда-либо вновь увидеть; лицемер, которому следовало наконец воздать по заслугам; самовластный царедворец, которого он, О'Лайам-Роу, намеревался покарать. Теперь О'Лайам-Роу знал, как ни боролся он с этой мыслью, что направляется во Францию потому, что судьба его, подобно зубцам коронной шестерни, прочно сцеплена с судьбой этих людей.
