— Надеюсь. Мне известно, что скрылся и еще один наш друг. Правда, мои люди выудили из реки его оружие, но сам доблестный граф Винчигуерра Сан-Бонифачо ускользнул. Винчигуерра значит «Я побеждаю в войне», не так ли? Очень хотелось бы вынудить графа поменять имя. Как думаешь, слово «сутенер» подойдет?
— По этой причине мы не выступаем? — Пьетро старался уловить связь. — Потому что Сан-Бонифачо сбежал?
— На Падую мы обязательно пойдем, — спокойно произнес Кангранде. — Просто я хочу дать падуанцам фору.
— Но ведь тогда они успеют подготовиться, выставят солдат на стенах…
В красноватом свете углей улыбка Капитана казалась зловещей.
— Пьетро, ты когда-нибудь наблюдал возвращение разгромленной армии? Конечно, Падуя успеет вооружить всех, способных сражаться, — но это будут солдаты испуганные, солдаты усталые, солдаты, не верящие в победу, солдаты, впавшие в уныние. Они не сомневались, что победят сегодня — еще бы им сомневаться, когда их столько! Нет уж, на сей раз пусть падуанцы выполнят мою работу за меня. Вид тысяч людей, спасающих свои шкуры, во главе с Сан-Бонифачо чуть ли не в исподнем, сломит оборону Падуи еще быстрее, чем я разогнал ее армию. — Скалигер мягко положил руку на плечо Пьетро. — А теперь спи. Морсикато — лучший врач в Италии. Я бы сам его нанял, причем дал бы втрое больше, чем он получает от моей сестры, да только наш dottore ни за что не расстанется с донной Катериной. Сейчас пропотеешь хорошенько, а завтра, глядишь, уже и на ноги встанешь.
— Но, господин…
— Пьетро, обещаю: как только мы будем готовы выступить на Падую, я тебе сообщу. Куда же мы без тебя? Но при условии, что сейчас ты будешь отдыхать. Закрой глаза. Я пока свободен и пробуду с тобой, пока ты не заснешь.
Кангранде помог Пьетро улечься и сменил пропитанную потом фланель на свежую, исходящую паром в духоте комнаты. Он отлучился проверить повязку Антонио да Ногарола, затем вернулся к Пьетро, уселся на скамеечку, которую так недавно занимала донна Катерина, и снова сменил компресс. Пьетро закрыл глаза и наконец расслабился. Жара, прохладное полотенце на лбу, сладкий запах древесины и пряностей смешались, захватив его сознание.
Диковинные видения заполняли мозг Пьетро. Хотя обстановка казалась привычной, юноша никак не мог узнать ключевую фигуру сна, темную тень мужчины с длинными вьющимися волосами и кривым мечом.
Внезапно очнувшись, Пьетро увидел склоненного над ним Кангранде.
— Ты разговаривал во сне, — сказал Скалигер. — Ты что-нибудь помнишь?
— Нет, мой господин, — отвечал Пьетро. Голова была как в тумане.
— На, попей. — Кангранде поднес к губам юноши кубок с вином, смешанным с маковым соком и семенами конопли. Это питье прописал Морсикато.
Пьетро тотчас забылся, но и в теплом густом тумане, снова охватившем его, не переставал думать о том, что же он такое говорил.
Пьетро спал, теперь видения его были не столь мрачны. Он лежал на кушетке с закрытыми глазами и слушал голоса брата и сестры. На этот раз донна Катерина и Кангранде не спорили и не язвили. Они разговаривали тихо, интонации их были ясны, а фразы лаконичны.
— Так какие у тебя новости?
— Ко мне приходила женщина, которая служит у синьоры де Амабильо.
— Ах вот что!
— Да. Муж этой синьоры погиб в апреле, неудачно упав с лошади.
Кангранде помрачнел, даже по голосу было слышно.
— Насколько я понял, у нее ко мне просьба.
— Она просит о безопасности ее дома, если ты возьмешь город.
— Передай, что ее жилище не тронут. — Во сне Пьетро правитель Вероны встал и собрался уходить.
— Все не так просто. — Последовала короткая пауза. — Синьора только что разрешилась от бремени.
Повисло молчание. Кангранде снова заскрипел скамьей. Усевшись, не то спросил, не то выдохнул:
— Мальчик?
— Да.
— Ты что-нибудь предприняла?
— Я послала за Игнаццио.
— Он прибудет со своим мавром. — Интонация была не вопросительная, поэтому донна Катерина не ответила. — Ей нельзя самой воспитывать сына.
— Ни в коем случае. Это опасно для всех нас, и в первую очередь для ребенка. Его уже пытались убить.
— Так скоро? Не успел родиться… А кто еще о нем знает?
Брат и сестра долго молчали, наконец Кангранде сказал:
— Ребенок должен воспитываться в моем доме.
— Разумеется.
— Если, конечно, он выживет.
— Выживет, можешь не сомневаться.
— Для моей жены это будет ударом.
— Пусть лучше удар случится сейчас, чем позднее, когда ее сын потеряет статус наследника.
— Если она вообще родит мне сына.
— У тебя ведь есть еще дети, не так ли?
Кангранде улыбнулся.
— Ты просто сама деликатность. Да, есть. У меня как минимум две дочери. Дочери, понимаешь?
— Хорошо. Спрячь ребенка среди других детей. Так надежнее.
— Странно, что она послала служанку к тебе, а не ко мне.
— Ей тоже известно пророчество.
— Вижу, у меня нет выбора. Ты поможешь?
Целую секунду слышалось только потрескивание углей в жаровне.
— Спасибо тебе, Франческо. Конечно, помогу.
— Не благодари меня, — с горечью произнес Кангранде. — Я всего лишь орудие судьбы.
И тут Пьетро провалился в наркотический сон. Ему снился борзой пес, преследуемый стаей гиен. Пьетро вертелся во сне, когда пес, загнанный в огромный театр, Арену еще римской постройки, запятнал ступени своею кровью.
Флоренция, 20 сентября 1314 года
По облику итальянского города можно судить о почве, на которой он стоит. Породы, залегающие в окрестностях, придают каждому городу свой характер. Так, в Вероне большинство зданий выстроено из розового мрамора и кирпича, в Падуе — из мрамора и камня. В Сиене преобладал темно-красный цвет, в Болонье — терракота, а в Ассизе — ярко-розовый, он же лососевый. В Венеции, в силу местоположения, использовались все перечисленные виды минералов; каждый дом стоил целое состояние.
Флоренция, сама себя провозгласившая источником свободы, была построена из коричневого камня и глиняной черепицы; последняя придавала городу строгий вид. В отличие от других городов-государств, Флоренция не практиковала культ личности — она являлась городом идей. «Мать всех свобод» занимала площадь 1,556 акра, была окружена тремя стенами и насчитывала около трехсот тысяч жителей.
Родной город Данте Алагьери раскинулся по обоим берегам Арно. С севера потянуло свежим ветром. По небу, быстро сгущаясь, бежали тучи. Однако людей, заполнявших улицы (день был базарный), теснившихся в переулках, останавливавшихся в тени балконов и деревьев, только радовал близящийся дождь. Все устали от жары. Флорентинцы шутили, торгуясь с представителями всех возможных гильдий, и старались найти наилучшее применение своим драгоценным флоринам.
