Тут уже Андрей недоуменно пожал плечами. При чем здесь топор? И почему его нельзя обтереть без девушек? Пришлось обращаться за консультацией к тому же Бабузе.
Объяснял кузнец долго и путано, и Шахов так и не проникся местной идеологией, но все-таки сообразил, что война для кумало – хотя и почетное занятие, но одновременно еще и грязное дело. Если ты убил в бою врага, значит, как-то запятнал себя его кровью и тебе теперь нельзя общаться с обычными, мирными людьми. Правда, тех, кто ни разу не пролил вражескую кровь, уважают еще меньше, и у бедняг уже нет шансов как-то исправить репутацию. А смертоубивец все-таки может очиститься. И лучше всего для этой цели подходит процедура обтирания топора с первой попавшейся тебе навстречу девушкой. И она, узнав о твоем затруднительном положении, не вправе отказать тебе в помощи.
Тут подошла новая группа добровольцев, Бабузе направился поприветствовать какого-то старого знакомого, и Андрей не успел уточнить, как следует поступить, если ты не хочешь обтирать топор именно с этой девушкой. И не придется ли потом очищаться с ней всю оставшуюся жизнь. Но, в общем и целом, и так все понятно. Надо ж такое придумать! А они, оказывается, романтики, эти кумало! Ничуть не хуже японцев, которые для любого занятия или явления сочиняли длинные и красивые названия. К тому же обычно не имеющие ничего общего с самим предметом, так что непосвященный в жизнь не догадается, о чем идет речь.
А что, если и здесь творится то же самое? Возможно, Шахов, даже изучив худо-бедно язык кумало, все же плохо их понимает. И знакомые по отдельности слова вместе означают нечто иное, как, например, вышло с этим топором. Ведь и в родной русской речи найдется немало слов и выражений, способных при буквальном переводе до смерти перепугать иностранца: «сломя голову», «без ножа зарезал», «язык проглотил». И наоборот, совершенно с виду безобидных, но несущих в себе зловещий смысл: «приказал долго жить», «пошел по миру», «досталось на орехи». Кстати, и обещание научить хорошим манерам тоже из этого же разряда. Так, может, и Гарика учат подобным образом?
Надо было все-таки настоять на своем, поговорить со студентом. Подозрительна вся эта возня вокруг него. Тетки какие-то злобные, охрана, режим повышенной секретности. Почему нельзя было провести обучение в краале кузнеца? И почему никому не разрешают с ним видеться? Или не никому, а только одному Шахову? Должно быть, Хлаканьяна опасается, что Андрей помешает ему вешать лапшу на уши Гарику. И правильно делает, что боится. Давно надо было помешать. Сразу же, а не через неделю.
Как же он мог так долго не вспоминать про мальчишку? Да, тот ему нагрубил, ну так что ж теперь, бросать парня одного в чужом мире? Шахов сам повел себя как мальчишка – обиделся, надул губы. Мол, я с тобой больше не играю. Мужик, называется! Два сапога пара. Жили у Бабузе два веселых…
Шахов даже не улыбнулся собственной шутке. Не смешно. Ни капли.
Небо над головой тоже нахмурилось, помрачнело и через несколько минут разразилось настоящим тропическим ливнем. Все правильно – сезон дождей. Только и дождь случился за эти дни впервые. Зато уж зарядило так, что мало не покажется. Как из ведра, если только сможешь представить себе такое огромное ведро.
Андрей поморщился, отыскал в дорожном мешке плащ из козьей шкуры и набросил его на голову. И так в этих перьях на попугая похож, не хватало еще превратиться в мокрую курицу. Многие из ополченцев последовали его примеру, и теперь можно было только догадываться, под какой шкурой спрятался кузнец, куда подевался Мзингва и куда вообще, за каким лешим они все направляются.
Кожаные сандалии размокли, отяжелели и резко перестали нравиться Шахову. Недоразумение одно, а не обувь. Разве в такой повоюешь? А тут еще неумело подвязанные ремешки ослабли, подошва на каждом шагу с отвратительным чавканьем отставала от ступни и волочилась за ней по мокрой траве, набухая еще сильнее. Уж лучше босиком идти, чем в таких кандалах.
Андрей не выдержал издевательств, остановился и принялся развязывать сандалии. Не тут-то было. Узлы разбухли и никак не хотели поддаваться. Хоть зубами тяни, только ему так не согнуться. Ёкарный бабай, что ж они, дебилы, до пряжек не додумались!
Он провозился минут пять, и когда наконец освободился от пут, воинство успело отмахать почти километр по пересеченной местности, и сейчас его хвост скрывался за ближайшим холмом. Только слева от него, тоже на порядочном расстоянии, брела по мокрой траве еще одна группа вооруженных людей. Впрочем, вооружены были не все. Молодой, невысокий, но зато довольно тучный негр шел налегке, без щита и ассегая, без парадного головного убора, украшений и даже сандалий. Шахов невольно позавидовал ему – вот ведь умный человек, сразу догадался, что по такой погоде обувь только мешает.
Однако, присмотревшись внимательней, Андрей завидовать перестал. Похоже, толстяк путешествовал не по своей воле. Шедшие по бокам от него воины периодически подталкивали парня в спину руками, а следовавшие позади – и вовсе острием копья. Что ему при этом говорили, Шахов не расслышал, но и так понятно, что ничего хорошего.
Да, рановато он решил, что у кумало воевать идут только добровольцы. Скорее уж воинская служба и здесь является почетной обязанностью каждого. А тех, как этот босяк, например, кто не оценил оказанного ему почета, ждут крупные неприятности.
Видимо, Андрей слишком долго и пристально разглядывал конвоиров, потому что они вдруг заинтересовались его персоной.
– Почему отстал? – крикнул ему замыкающий процессию, очевидно командир. – Догоняй!
Одного окрика ему показалось мало, и через мгновение поторопить Шахова отправились два молодых кумало. Да и остальные больше смотрели в его сторону, чем на подконвойного. И тот решил воспользоваться моментом. Оттолкнув ближайшего стражника, толстяк с неожиданной для него резвостью помчался к растущему неподалеку, в каких-то трехстах шагах, колючему кустарнику.
Про Шахова тут же забыли. Командир яростно заорал, и вся его команда ринулась догонять беглеца. Но тот, получив приличную фору, очень ловко петлял между кочками и продолжал уходить от преследователей, неуклюже шлепавших сандалиями. Возможно, босиком они бы его догнали, но времени разуться у них уже не было. Наконец старший, сообразив, что на открытом пространстве толстяка не догнать, а отыскать в зарослях будет еще труднее, отдал короткую, отрывистую команду. Воины резко остановились, синхронно замахнулись ассегаями и почти одновременно метнули их вслед дезертиру. Бедняга успел уклониться от первого копья, почти не пострадал от второго, царапнувшего ему бедро, но с третьим поделать уже ничего не смог. Острие вонзилось толстяку аккурат между лопаток. Он по инерции сделал еще два шага и упал лицом в траву под радостные возгласы преследователей.
