– Послушайте, приятель, – сказал Данглар, барабаня пальцами по двери, – по-моему, пора бы позаботиться и обо мне!
Но либо великан не понял его, либо ему не было дано соответствующих распоряжений, только он снова принялся за свой обед.
Данглар почувствовал себя уязвленным и, не желая больше иметь дело с таким неучем, снова улегся на козьи шкуры и не проронил больше ни слова.
Прошло еще четыре часа; великана сменил другой разбойник. Данглар, которого уже давно мучил голод, тихонько встал, снова приник к дверной щели и узнал смышленую физиономию своего провожатого.
Это был Пеппино, который, по-видимому, решил провести свое дежурство поуютнее: он уселся напротив двери и поставил у ног глиняный горшок, полный горячего душистого турецкого гороха, поджаренного на сале.
Рядом с горшком Пеппино поставил корзиночку с веллетрийским виноградом и бутылку орвиетского вина.
Положительно, Пеппино был гурман.
При виде этих аппетитных приготовлений у Данглара потекли слюнки.
«Посмотрим, – сказал себе пленник, – может быть, этот окажется сговорчивее».
И он легонько постучал в дверь.
– Иду, иду, – сказал разбойник по-французски, ибо, бывая в гостинице Пастрини, он научился этому языку.
Он подошел и отпер дверь.
Данглар узнал в нем того человека, который так неистово кричал ему: «Убери голову!» Но теперь было не до упреков; наоборот, он скорчил самую любезную мину и сказал с самой вкрадчивой улыбкой:
– Простите, сударь, но разве мне не дадут пообедать?
– Как же, как же! – воскликнул Пеппино. – Неужели вы, ваше сиятельство, голодны?
– Это «неужели» бесподобно! – пробормотал Данглар. – Вот уже сутки, как я ничего не ел. Ну, разумеется, сударь, – прибавил он громко, – я голоден и даже очень.
– И ваше сиятельство желает покушать?
– Немедленно, если только возможно.
– Ничего нет легче, – сказал Пеппино, – здесь можно получить все, что угодно; конечно, за деньги, как это принято у всех добрых христиан.
– Само собой! – воскликнул Данглар. – Хотя, по правде говоря, если вы держите людей в заключении, вы должны были бы по меньшей мере кормить их.
– Нет, ваше сиятельство, – возразил Пеппино, – у нас это не принято.
– Это довод неосновательный, но не будем спорить, – отвечал Данглар, который надеялся любезным обращением умилостивить своего тюремщика. – Так велите подать мне обед.
– Сию минуту, ваше сиятельство; что вам угодно?
И Пеппино поставил свою миску наземь, так что шедший от нее пар ударил Данглару прямо в ноздри.
– Заказывайте, – сказал он.
– Разве у вас тут есть кухня? – спросил банкир.
– Как же? Конечно, есть. И великолепная!
– И повара?
– Превосходные!
– В таком случае цыпленка, или рыбу, или какую-нибудь дичь; все равно что, только дайте мне поесть.
– Все, что будет угодно вашему сиятельству; итак, скажем, цыпленка?
– Да, цыпленка.
Пеппино выпрямился и крикнул во все горло:
– Цыпленка для его сиятельства!
Голос Пеппино еще отдавался под сводами, как уже появился юноша, красивый, стройный и обнаженный до пояса, словно античный рыбоносец; он нес на голове серебряное блюдо с цыпленком, не придерживая его руками.
– Как в Кафе-де-Пари, – пробормотал Данглар.
– Извольте, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, беря блюдо из рук молодого разбойника и ставя его на источенный червями стол, который вместе с табуреткой и ложем из козьих шкур составлял всю меблировку кельи.
Данглар потребовал вилку и нож.
– Извольте, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, протягивая ему маленький ножик с тупым концом и деревянную вилку.
Данглар взял в одну руку нож, в другую вилку и приготовился резать птицу.
– Прошу прощения, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, кладя руку на плечо банкиру, – здесь принято платить вперед; может быть, гость останется недоволен.
«Это уж совсем не как в Кафе-де-Пари, – подумал Данглар, – не говоря уже о том, что они, наверное, обдерут меня; но не будем скупиться. Я всегда слышал, что в Италии жизнь дешева; вероятно, цыпленок стоит в Риме каких-нибудь двенадцать су».
– Вот возьмите, – сказал он и швырнул Пеппино золотой.
Пеппино подобрал монету. Данглар занес нож над цыпленком.
– Одну минуту, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, выпрямляясь, – ваше сиятельство еще не все мне уплатили.
– Я так и думал, что они меня обдерут как липку! – пробормотал Данглар.
Но он решил не противиться этому вымогательству.
– Сколько же я вам еще должен за эту тощую курятину? – спросил он.
– Ваше сиятельство дали мне в счет уплаты луидор.
– Луидор в счет уплаты за цыпленка?
– Разумеется, в счет уплаты.
– Хорошо… Ну, а дальше?
– Так что ваше сиятельство должны мне теперь только четыре тысячи девятьсот девяносто девять луидоров.
Данглар вытаращил глаза, услышав эту чудовищную шутку.
– Презабавно, – пробормотал он, – презабавно!
И он снова хотел приняться за цыпленка, но Пеппино левой рукой удержал его и протянул правую ладонью вверх.
– Платите, – сказал он.
– Что такое? Вы не шутите? – сказал Данглар.
– Мы никогда не шутим, ваше сиятельство, – возразил Пеппино, серьезный, как квакер.
– Как, сто тысяч франков за этого цыпленка!
– Вы не поверите, ваше сиятельство, как трудно выводить птицу в этих проклятых пещерах.
– Все это очень смешно, – сказал Данглар, – очень весело, согласен. Но я голоден, не мешайте мне есть. Вот еще луидор для вас, мой друг.
– В таком случае за вами теперь остается только четыре тысячи девятьсот девяносто восемь луидоров, – сказал Пеппино, сохраняя то же хладнокровие, – немного терпения, и мы рассчитаемся.
– Никогда, – сказал Данглар, возмущенный этим упорным издевательством. – Убирайтесь к черту, вы не знаете, с кем имеете дело!
Пеппино сделал знак, юноша проворно убрал цыпленка. Данглар бросился на свою постель из козьих шкур. Пеппино запер дверь и вновь принялся за свой горох с салом.
Данглар не мог видеть, что делает Пеппино, но разбойник так громко чавкал, что у пленника не оставалось сомнений в том, чем он занят.
Было ясно, что он ест, и притом ест шумно, как человек невоспитанный.
– Болван! – выругался Данглар.
Пеппино сделал вид, что не слышит; и, не повернув даже головы, продолжал есть с той же невозмутимой медлительностью.
Данглару казалось, что его желудок бездонен, как бочка Данаид; не верилось, что он когда-нибудь может наполниться.
