— Вам удалось раздобыть его благодаря убийству бедных безоружных индейцев, — с укоризной произнес Киньонес.
— И в этом случае, поверьте, мне не оставалось ничего другого. Этот наглый индеец подслушал мою беседу с испанскими друзьями, так что нам пришлось расправиться с ним.
— Уж конечно, вы беседовали не о чем ином, как об этой подлой измене, — вмешался Авила.
— Я уже объяснил вам, что с моей стороны здесь не было никакой измены. Я служу моему королю. Предателями и изменниками вы можете, если угодно, называть тех ваших соотечественников, которые рассказали мне о предстоящей экспедиции с золотом и драгоценностями.
— Кто же они такие? — поинтересовался Киньонес. Тристан хитро улыбнулся:
— Один из них — не кто иной, как вы сами, мой дорогой друг, ведь именно вы выболтали мне немало ценных сведений в таверне в Сантьяго. Что же касается других, то я не стану называть их имена. В противном случае мне пришлось бы потом убить всех пленников, захваченных на этих кораблях, чтобы обезопасить моих испанских друзей: я ведь по-прежнему могу рассчитывать на их помощь. Точнее говоря, Франция может рассчитывать на их помощь, поскольку я сам не собираюсь больше искать приключений. Ведь благодаря своей доле добытых сокровищ я смогу прекрасно устроиться в Париже и наслаждаться красивой жизнью высшего общества. Но на смену мне придут другие, так что не думайте, что мы ограничимся захватом этих двух кораблей. Что же касается вас, сеньоры, мы намерены освободить вас… за хороший выкуп. Это, впрочем, не относится к вам, Киньонес: не думаю, что вы стоите приличных денег, и вряд ли за вас согласятся заплатить даже ближайшие родственники. Потому-то я собираюсь отыграться на вас за смерть моего слуги, погибшего от рук Сандоваля, а также за гибель двух моих товарищей в таверне на острове Санта-Мария.
С этими словами он выхватил шпагу и нанес Киньонесу удар в грудь, от которого тот сразу упал навзничь и испустил дух, не успев даже вскрикнуть. Затем четверо пиратов, прибывших с Тристаном в шлюпке, грубо отшвырнули тело капитана к борту судна, так что даже Жан Флорен принялся упрекать Тристана за столь низкое и недостойное поведение, которое приличествовало простолюдину, а не благородному кабальеро, каковым он себя почитал. Но тот расхохотался ему в лицо и заявил, что все это он задумал еще с тех пор, когда проиграл Киньонесу кучу золота в кубинской таверне.
Так, возле берегов Испании, погиб от рук злодея капитан Антонио де Киньонес, с которым немногие могли сравниться в великодушии и отваге. Память о нем в народе жива до сих пор, ведь его находчивость и прозорливость были известны всей Новой Испании и не зря появилась на свет поговорка: «Умен, как сам Киньонес».
в которой рассказывается о том, куда отвезли пленного Алонсо де Авилу, и о том, что ему пришлось испытать в заключении, пока спустя три года он вновь не обрел свободу благодаря победе испанцев в битве при Павии
Обо всем только что рассказанном я узнал от Алонсо де Авилы, который спустя три года после пленения пиратами сумел вернуть себе свободу. Из вышеописанного совершенно ясно, что Кортес не убивал свою жену, а сделал это подлый негодяй Тристан, французский лазутчик, выдававший себя за каталонца и прославившийся как герой у себя на родине. Такую же славу стяжал и Флорен, захвативший огромный груз золота, оправленного в Испанию. Кроме тех двух кораблей, которые снарядил Кортес, пиратам удалось завладеть еще одним, груженным разными товарами и шедшим из Санто-Доминго. Франция праздновала победу. Были устроены пышные празднества, а предназначавшиеся императору Карлу несметные сокровища Новой Испании, перехваченные пиратами, вызывали всеобщее жадное любопытство. Тристан получил за свой подвиг титул маркиза и был пожалован прекрасными угодьями. Впрочем, об этом речь пойдет впереди.
Неудивительно, что известие об этом происшествии повергло в скорбь всех жителей Испании и Индий. Что же касается двух каравелл, что отрядила Торговая палата для охраны драгоценного груза, то об их судьбе ничего не было известно. Не могу сказать, пошли ли они ко дну или также стали добычей пиратов; думаю, что скорее первое, нежели второе, поскольку никто из команды не подал о себе вестей и никто не пытался требовать за них выкуп как за пленников, чего непременно следовало ожидать, если бы моряки остались в живых.
Алонсо де Авила пробыл в плену три года. Его поместили во французской крепости Ла-Рошель, огромной и хорошо укрепленной, в которой, кроме него, томилось немало узников-испанцев — военнопленных и тех, кто, подобно Авиле, стал жертвой пиратов. Маэстре Хуану Баптисте повезло больше: по прошествии года его семья смогла заплатить за него выкуп. Он вышел на свободу, но в Новую Испанию больше не вернулся.
В 1525 году от Рождества Христова Господь даровал испанскому войску славную победу в битве при Павии: сам французский король попал в плен, а все его войско было разгромлено. Тогда-то и удалось обменять Авилу и других испанцев на пленных французских дворян, включая их короля Франсиска.
То, что поведал мне Авила о своем пребывании в Ла-Рошели, показалось мне столь поразительным и интересным, что я решился непременно рассказать об этом, невзирая на то, что мне придется несколько уклониться в сторону от главной линии моего повествования.
Как-то ночью, вскоре по прибытии в Ла-Рошель, Авила лежал на своем убогом тюремном ложе и вдруг почувствовал, что рядом с ним в постели оказался кто-то еще. Это сильно удивило Авилу, который был помещен в одиночную камеру. Он внимательно осматривался, но так никого и не увидел. Однако та же история повторилась и в последующие ночи: стоило ему задуть свечу, как появлялся загадочный гость, так что Авила уже почти совсем уверился, что его посещает призрак. Он, впрочем, не стал сообщать об этом тюремщикам, чтобы у тех не было повода упрекнуть испанца в малодушии или просто-напросто счесть его безумцем. Целый год они с призраком делили убогую камеру, но странный посетитель ни разу не подал голоса и не ответил ни на один вопрос, из тех, что задавал ему Авила, надеясь выспросить что-нибудь о своей судьбе.
Однажды перед сном Авила вдруг почувствовал, что призрак уже здесь и стоит сзади него; внезапно ночной посетитель заключил его в объятия, отчего по всему телу пленника пробежала дрожь, и по-французски обратился к Авиле:
— Отчего вы так печальны, сударь?
Испанец замер на месте, пока его обнимали невидимые руки, и любезно отвечал своему незримому собеседнику, уговаривая его поделиться своими тайнами, которые не давали ему покоя и вынуждали блуждать по ночам. Однако же призрак ничего ему не ответил и в конце концов удалился.
