не изменить, не смыть клеймо Иуды…
– Товарищ капитан, что-то мне не нравится, как нас эти немцы смотрят. – Прервал размышления Савушкина Некрасов и осторожно кивнул в сторону идущей по обочине колонны немецкой пехоты. – Може, снимем эти ошейники жандармские?
Савушкин кивнул.
– Да, надо снять. Машина у нас без опознавательных знаков, так что, от греха подальше, снимем горжеты. По-хорошему, надо бы и форму снять, в нашу переодеться, да где ж её возьмешь, в Будапеште осталась….
Сзади неопределённо хмыкнул Костенко.
– Это вы так думаете, товарищ капитан….
Савушкин повернулся к старшине.
– Олег, только не говори, что ты тайком её прихватил!
Костенко пожал плечами.
– А шо тут гутарить, прихватил, а як же ж иначей… Я тому старшине батальона охраны в Гёдёллё пустого портсигара бы не доверив – не то, шо новую форму… Взяв. В синем мешке биля запаски лежит…
– Олег, ты гений! – радостно промолвил Савушкин.
– Та я знаю, а шо толку. Двойной порции горилки мне за то не дают….
– Первая же бутылка коньяка, что найдём – твоя!
– Як той билорус казав, абяцанки – цацанки, а дурню радасць… Быв у нас бочонок сливовицы, дуже гарной, може, и не полный, но литров з пятьдесят там оставалось – так отдали в госпиталь. Зря его наша хозяйка тогда от гестапо сберегла….
– Раненым нужнее.
– Раненым – да, тилько выпили ту сливовицу доктора с того госпиталя… А могли мы!
– Ладно, не журысь. Мы в Чехии, богатой традициями дистилляции.
– Традициями чего?
– Перегона фруктовой браги в крепкие спиртные напитки. – Савушкин. улыбнувшись, добавил: – Утром переоденемся в нашу форму – и вся сливовица, грушовица и прочая палинка Шлиссельбурга и его окрестностей будет у нас в багажнике! Даже просить не придётся, нам её просто так будут дарить….
Но в действительности всё оказалось совсем иначе….
Глава семнадцатая
О том, что иногда спектакль приходиться доигрывать второму составу актёров…
– Товарищ капитан, вот он, замок. Это о нём говорил тот власовец, шо мы в Бржезнице допросили….
Савушкин кивнул.
– Вижу. Но что-то никакого движения… А уже утро, седьмой час…. Ладно, давай назад, к нашим.
Савушкин вместе с Некрасовым осторожно отползли в гущу кустов, окружавших замок, и, осторожно пригнувшись – направились к своему «хорьху», стоящему в проулке.
– Ну что там, товарищ капитан? – спросил Котёночкин.
– А чёрт его знает. Дрыхнут, похоже. Ждут американский конвой, какой им Густав обещал.
– Густав – это барон фон Тильзе? – Уточнил лейтенант.
– Он. Ты ж слышал, как я с ним ночью говорил.
– Не всё, урывками. Мотор гудел…
– Густав пообещал мне задержать здесь Власова до утра десятого мая. Оптимальным для этого было, с точки зрения нашего барона, запугать Власова – он трус, больше всего на свете боится быть выданным нашим, и не доверяет своей охране. Вот Густав и предложил выписать американский конвой из Пльзеня. Чтобы американцы сопроводили всю эту гоп-компанию до Регенсбурга, где барон должен будет пересадить Власова в свою машину и уволочь из-под носа американской военной полиции. Какая обязана, по договору, всех граждан СССР, воевавших против нас с оружием в руках, советской стороне передать.
– И?
– И, как видишь, нет пока конвоя. Так что едем в Непомук, туда, как мы с Кучинским договорились, должен сегодня его батальон выйти и дорогу на Пльзень перекрыть. Побачим, как эти христопродавцы, как их Костенко называет, устроились…А пока переоденемся. Пора Красной армии появится в Южной Чехии…
Через полчаса «хорьх» с группой советских солдат и офицеров пылил по шоссе Блатна-Пльзень – немало изумляя видом своих пассажиров немецких солдат, колонны которых тянулись на запад. То и дело какой-нибудь ретивый обер-лейтенант или гауптман останавливал «хорьх» и просил разрешить продолжить движение – на что Савушкин милостиво соглашался. В конце концов, не впятером же им брать в плен тысячные толпы, не по Сеньке шапка…
– Товарищ капитан, а мы не поспешили с переодеванием? Вон как тот фельдфебель со шрамом на всю щёку на нас только что зыркнул… – Котёночкин на всякий случай расстегнул кобуру с «вальтером».
Савушкин улыбнулся.
– Они к американцам в плен мечтают попасть, им сейчас любая стрельба – нож острый, да и патрули американские нет-нет, да и появляются, сам час назад видел….
Котёночкин улыбнулся.
– Еле звёздочку с фуражки сберег….
– Ну вот. Капитуляция уже и с нами подписана, а немцы – народ законопослушный. Велено идти в плен – идут, да им и деваться, собственно, некуда… Так, Витя, погоди-ка… Сбавь скорость!
Некрасов незамедлительно нажал на тормоз – и вовремя: наперерез «хорьху» бросился какой-то мальчишка во власовской форме, на вид – ото силы лет пятнадцати от роду. Навалившись грудью на водительскую дверь, он прохрипел: «Ребята, помогите!» – и рухнул без сил.
Разведчики выскочили из машины, Савушкин бросился к парню – спина которого представляла собой ужасное зрелище: китель был исполосован в клочья, длинные рваные раны сочились кровью.
– Олег, бинты, йод, перекись! – скомандовал Савушкин, вместе с подскочившим лейтенантом уложив мальца на подножку «хорьха» животом вниз. Старшина приволок перевязочные материалы, решительно, не взирая на истошный крик раненого, содрал кровавое рванье с его спины и щедро, прямо из флакона, полил на раны перекись водорода.
– Некрасов, помогай! – Снайпер тут же схватил пакет с ватой, разодрал его, разделил плотный ватный свёрток на несколько тампонов и принялся обрабатывать раны – впрочем, через минуту ему пришлось вскрывать второй пакет, а затем и третий. Наконец, с большего убрав сгустки крови с ран и протерев их от шипящей перекиси – он бросил капитану: «Готово!» Вдвоём они быстро, но аккуратно перевязали мальчишку – впавшего в забытье.
– Нашатырь есть? – спросил Савушкин.
– Е. Щас! – И старшина достал из своих запасов маленький флакон.
Малец, нюхнув нашатыря, вздрогнул и открыл глаза.
– Ты откуда, пацан? – Спросил Котёночкин.
– Из Милеча… тут, рядом. Деревня.
– А сам-то кто?
– Курсант Румас… Василий…
– Курсант? – Удивился Котёночкин, и, обращаясь к Савушкину: – Товарищ капитан, курсант!
– Вижу. – Буркнул Савушкин. И спросил: – А чего именно курсант, хлопец?
– Дабендорфской школы…. Десять дней назад нас эвакуировали под Карлсбад… Нашу роту отправили в Милеч… А тут…. – И курсант всхлипнув, замолчал.
– Что? Что тут? Не хнычь, когда с тобой капитан РККА разговаривает! – Савушкин намеренно ужесточил свою речь, он не любил, когда мужчины хлюпают носом, как барышни.
– Чехи… Местные, партизаны… Нас утром разоружили… И сказали, что расстреляют… Закрыли в школе… Я вылез через… через чердак. Меня поймали… И шомполами всю спину… И бросили в овраг… думали, сдох…
– Понятно. А ты удрал. –
