— Вы очень спокойно приняли такое известие, ваше высочество, — сказал отец Себастьян.
— Я догадывался, — тихо ответил Филиппо.
Это были первые слова, которые от него услышала Ника, и произнес он их по-английски. Сын испанского короля и испанской монахини, наверное, знал и испанский, однако тридцать лет прожил в английской колонии — и Ника еще раз добрым словом помянула совсем недобрых завоевателей. Судьба испанского принца, как она понимала, переходит в ее руки, и знание им английского в какой-то мере облегчает ей задачу. Однако не очень. «Куда теперь я с ним?» — впервые подумала она. — «На «Санте», наверное, Оливарес!»
— Вы догадывались? — удивился отец Себастьян. — О чем догадывались, ваше высочество?
Филиппо ответил не сразу. Он по-прежнему задумчиво смотрел на небо за окном.
— Я часто видел королевский дворец, — вдруг сказал он.
— Как? — воскликнул отец Себастьян. — Где?
— Во сне, — Филиппо отвечал тихо и мечтательно, как бы разговаривая сам с собой. — Я видел комнату, большую и светлую комнату… на стенах гобелены…
Он замолчал, наклонил голову и закрыл рукой лицо. За дверью послышался шорох, отец Себастьян услышал его прежде Ники, встревоженно вскинул на нее глаза. Она подошла к двери.
— Это, наверное, Анжелико.
— Ваше высочество, — заторопился отец Себастьян. — Вам нужно уходить. Здесь быть опасно, любое промедление может стоить жизни, и не только вам. Письмо, в котором вы прочитаете, как все было и что вам надлежит делать, находится у этой девушки. Мне некогда объяснять, как она здесь появилась, а кто она, я и сам не знаю. Человек, который послал ее сюда, — умер. Кроме нее, вам некому здесь довериться. Она поможет вам попасть в Мадрид. До Мадрида путь долог и не прост. Я не знаю, ваше высочество, что ожидает вас в Мадриде, не берусь даже угадывать. Но вы можете остаться здесь. Выбирайте, ваше высочество.
— Я поеду! — тихо, но твердо сказал Филиппо.
— Тогда торопитесь!
Филиппо опустился на колени возле кровати и поцеловал сухую неподвижную руку отца Себастьяна.
— Прощайте, святой отец. Что бы меня ни ожидало, что бы со мной ни случилось, я не забуду вас, пока жив.
— Спасибо, ваше высочество! Прощайте и вы, смелая девушка. Я не знаю вашего имени, и мне не нужно его знать. Когда я покину этот мир, я унесу ваш образ в памяти своей.
— Аминь! — сказала Ника. — Прощайте, святой отец.
Филиппо шагнул к двери, дернул за ручку, не заметив, что дверь закрыта на засов. Ника просунула руку из-за его спины, отодвинула щеколду. Распахнула дверь.
— Пожалуйста, ваше высочество!
Филиппо вдруг замер на месте. Он что-то увидел за дверями, чего не могла увидеть Ника из-за его спины. Она только услышала резкий выдох, звяканье, которое она слышала так часто и в происхождении которого ошибиться не могла.
Сверкнула шпага.
Филиппо откачнулся назад.
С опозданием на какую-то долю секунды Ника сильно толкнула ногой дверь. Шпага, ударившая Филиппо в грудь, прищемилась в притворе дверей. Конец ее отлетел и со звоном покатился по каменному полу.
На дверь навалились, застучали, Ника успела задвинуть засов. Кто-то сдавленно крикнул в коридоре.
«Анжелико! Бедный мальчик, его-то за что?..»
Филиппо медленно повернулся, прижимая руку к груди.
— Ваше высочество… — у отца Себастьяна перехватило дыхание. — Вы… вы ранены?
Филиппо опустил руку, посмотрел на ладонь. Ника тоже. Крови на руке не было. На подряснике виднелось рваное отверстие — след удара. Но крови не было и там. Ника догадалась первая.
— Ваше высочество! — сказала она. — Шпага ударила в медальон.
— Дева Мария защитила вас… — прошептал отец Себастьян. — Но это вернулся брат Мишель. Он не один. Вас не выпустят живыми! Им нужно письмо герцога Оропесы. Прочитав письмо, они узнают все.
Филиппо обреченно промолчал. Лицо его побледнело. Шорох за окном заставил его вскинуть голову.
Ника бросилась к окну и увидела своего оруженосца.
— Плохо дело, боярышня! — заторопился Дубок. — Брат Мишель прибежал, и с ним трое. Все со шпагами. Не иначе, за вами.
— То-то, что не за мной. За принцем.
— Еще каким?
— Вот он, испанский принц. Сын испанского короля.
— Господи Исусе! Вот свалился на нашу голову! — Дубок подергал за оконную решетку. — Здесь не пройти. Что делать будем?
— Что делать?..
Ника оглянулась на дверь, в которую начали бить чем-то тяжелым, вероятно, скамейкой. Но она была сшита из толстых плах, и массивная щеколда пока надежно удерживала ее.
— Вот что! — сказала Ника. — Доставай пистолет, беги к дверям, в которые они вошли. Выстрели в коридор. Я услышу и открою дверь…
— Прикончат вас, боярышня!
— Ничего! Им не так-то просто в меня попасть.
— Четверо их…
— Подумаешь! А нас двое, да мы их с двух сторон так зажмем!.. Уж не боишься ли ты, Дубок?.. Ну, ну! Я пошутила. Давай беги, а то как бы дверь не высадили.
— Эх! — Дубок решительно нахлобучил шляпу, выдернул из-за пояса пистолет и прямо через кусты затопал к входным дверям.
Ника вернулась к отцу Себастьяну, Филиппо по-прежнему молча стоял возле кровати. На лице его она не заметила страха, кажется, он шептал слова какой-то молитвы. Так же молча, с состраданием глядел на него отец Себастьян.
«Бедный принц! — подумала Ника. — Не ко времени получили вы это известие, ваше высочество! Сидеть бы вам в своем винограднике…»
Ника сбросила уже не нужный парик, сняла камзол, обернула левую руку, как плащом, по совету кавалера де Курси.
— Вы не раздумали, ваше высочество? Хотя уже поздно, вы им нужны больше мертвый, нежели живой. Возьмите письмо, оно ваше. Думаю, королева Марианна его не получит. Я сейчас открою дверь, а вы держитесь за моей спиной. Не тревожьтесь, святой отец. Что ждет принца — я не знаю. Но здесь, я думаю, мы пройдем. Молитесь за нас!
В это время пол дрогнул под ее ногами, кусочки штукатурки посыпались с потолка. Глухой гул пронесся через окно и затих, прежде чем Ника успела сообразить, что это было. Землетрясение?.. Но все затихло.
В дверь опять чем-то ударили. Ника услышала пистолетный выстрел в коридоре. И отодвинула задвижку…
Проводив Нику, Клим почувствовал себя совсем одиноко.
Заглянув на камбуз, выпил чашку скверного кофе. Шеф-повар ушел с Винценто, вместо него хозяйничал случайный матрос. Клим распорядился, он поставил на плиту ведро с кукурузой для негров.
Два оставшихся шведа тихо, как мыши, сидели в своей кладовой. Оливайо отправился в трюм к своим товарищам.
