Филиппа Грегори - Дочь «Делателя королей» (ЛП)

— Все-все, — добавляю я. — Ведь их больше десяти. Вы видели, как много их шло в большой зал позади меня? Где мне найти титулы и земли для всех?

Мы идем широкими кругами и, встретившись, наклоняем головы с великолепным безразличием.

— А вы кто? — спрашиваю я холодно.

— Я королева Англии, — говорит Изабель, меняя игру без предупреждения. — Я Изабелла, королева Англии и Франции, и недавно вышла замуж за короля Эдуарда. Он полюбил меня за мою красоту. Теперь он без ума от меня. Ради меня он забыл своих родственников и друзей и свой долг. Мы поженились тайно, и теперь я буду коронованной королевой.

— Нет, нет, это я должна быть королевой Англии, — говорю я, сбросив шаль и поворачиваясь к ней. — Я королева Анна Английская. Король Эдуард выбрал меня.

— Он не мог это сделать, ты совсем маленькая.

— Он сделал, сделал! — я чувствую, как все во мне бунтует, и знаю, что испорчу нашу игру, но я не могу в очередной раз уступить ей, даже в детской забаве в нашей спальне.

— Мы обе не можем быть королевами Англии вместе, — говорит она рассудительно. — Ты можешь стать королевой Франции. Франция достаточно хороша.

— Нет, Англии! Я королева Англии! Я ненавижу Францию.

— Нет, ты не можешь, — резко говорит она. — Я старше тебя. Я выбираю первой, поэтому я королева Англии, и Эдуард любит меня.

Я теряю голос от ярости. Как она могла без предупреждения превратить нашу счастливую игру в соперничество, только из-за того, что она старше. Я топаю ногами, я чувствую, как мое лицо краснеет, и в глазах закипают горячие слезы.

— Англия! Я королева!

— Вечно ты все портишь, потому что такая маленькая, — Изабель отворачивается.

В эту минуту дверь позади нас открывается, в комнату входит Маргарет и говорит:

— Почему вы не спите, миледи? Боже милостивый! Что вы сделали с покрывалом?

— Изабель не дает мне… — начинаю я. — Она не хочет делиться по-честному.

— Не принимай близко к сердцу, — быстро перебивает меня Маргарет. — В постель. Вы все поделите завтра.

— Она не будет делиться! — я проглатываю соленые слезы. — Она никогда не делится. Мы играли, а она…

Изабель смеется над моим горем, словно оно комично, и обменивается взглядами с Маргарет, как бы говоря, что ребенок опять раскапризничался. Это уже слишком. Я испускаю горестный вопль и падаю лицом вниз на кровать. Никто не заботился обо мне, никто не видел, что мы играли вместе, как сестры, как равные, пока Изабель не захотела забрать себе то, что ей не принадлежало. Она должна знать, что надо делиться со мной. Несправедливо, что я всегда должна быть последней.

— Это неправильно, — я почти задыхаюсь. — Нечестно!

Изабель поворачивается спиной к Маргарет, которая расстегивает крючки на ее платье и опускает его так низко, чтобы Изабель могла переступить через него — презрительно, словно она до сих пор притворяется королевой. Маргарет раскладывает ее платье на стуле, приготовив его для чистки и присыпки на завтра, а Изабель натягивает через голову ночную рубашку и позволяет Маргарет расчесать и заплести ее волосы.

Я поднимаю от подушки покрасневшее лицо, чтобы взглянуть на них обеих, а Изабель смотрит в мои заплаканные глаза и говорит коротко:

— Тебе пора спать. Ты всегда плачешь, когда устаешь. Ты такой ребенок. Тебе нельзя было объедаться за ужином. — она оглядывается на Маргарет, взрослую двадцатилетнюю женщину, и приказывает: — Маргарет, скажи ей.

— Спите, леди Энн, — осторожно говорит Маргарет. — Не о чем больше спорить, — и я поворачиваюсь на бок лицом к стене.

Маргарет не должна говорить со мной так, она дама моей матери и моя сводная сестра, она должна добрее относиться ко мне. Но никто не обращает на меня внимания, а моя собственная сестра меня ненавидит. Я слышу скрип кровати, когда Изабель ложится рядом со мной. Никто не заставляет ее молиться на ночь, за это она попадет в ад, так ей и надо. Маргарет говорит:

— Спокойной ночи, спите спокойно, да благословит вас Бог, — а затем задувает свечу и выходит из комнаты.

Мы лежим вдвоем в свете огня в очаге. Я чувствую, как Изабель натягивает на себя одеяло, но не двигаюсь. Она шепчет со злобой:

— Ты можешь проплакать всю ночь, если хочешь, но ты никогда не будешь английской королевой, а я буду.

— Я Невилл! — скриплю я.

— Маргарет тоже Невилл. — Изабель решила доказать свою точку зрения. — Но незаконная, просто ублюдок нашего отца. Поэтому она служит нашей фрейлиной и выйдет замуж за какого-нибудь сельского дворянина, а я выйду замуж за богатого герцога, как минимум. И еще мне кажется, что ты тоже незаконная, и ты будешь моей горничной.

Я чувствую, как в горле поднимается тягучий всхлип, но зажимаю рот обеими руками. Я не порадую ее моими слезами. Я задушу мои рыдания. Если бы я могла остановить дыхание, я бы сделала это сейчас; пусть они потом пишут письмо моему отцу и рассказывают, как нашли меня мертвой и холодной. Тогда она пожалеет, что задушила меня своей злобой, а мой отец, который сейчас так далеко, будет винить ее за смерть своей младшей дочери, потому что он любил меня больше всех. Он должен любить меня больше всех. Я хочу, чтобы он любил меня.

Л'Эрбер, Лондон, июль 1465

Случилось что-то необычайное, потому что посреди двора нашего лондонского дома стоит знаменосец отца, а вокруг собираются все дружинники отца и его слуги; они выводят лошадей из конюшни и выстраиваются в два ряда. Наша резиденция не меньше любого из королевских дворцов, ливрею нашего Дома носит больше трехсот мужчин, и по количеству слуг мы уступаем разве что только королю. Многие считают, что наши люди лучше обучены и вымуштрованы, чем королевские; во всяком случае, кормят и одевают их гораздо лучше.

Я жду отца у двери во двор; может быть он заметит меня и скажет, что происходит. Изабель делает свои уроки в комнате наверху, и я не собираюсь звать ее сюда. На этот раз пусть она пропустит все самое интересное. Я слышу, как на каменной лестнице звенят шпоры на сапогах отца; я поворачиваюсь и приседаю в глубоком реверансе, но к своему неудовольствию вижу, что рядом с ним идет наша мать, а за ней следуют Изабель и наши дамы. Иззи показываем мне кончик языка и усмехается.

— А вот и моя маленькая девочка. Ждешь, чтобы проводить меня?

Отец ласково кладет руку мне на голову для благословения, а затем наклоняется, чтобы посмотреть мне в лицо. Он огромный и великолепный, как всегда; когда я была маленькой девочкой, я верила, что его грудь сделана из железа, потому что всегда видела его только в доспехах. Теперь он улыбается мне, темно-карие глаза сияют из-под ярко отполированного шлема, густая каштановая борода красиво подстрижена, как на картине, изображающей бога войны.