С яростным воплем они бросились ко мне — осквернителю их святыни. Чтобы спасти свою жизнь, я трусливо — да, трусливо — бежал за ворота. После всех долгих лет безуспешных поисков теперь я предпочел побег смерти и, будучи ранен копьем и несколькими камнями, все же добрался до своего коня и вскочил на него. Я поскакал прочь от нашего лагеря, чтобы только спасти свою несчастную жизнь от этих дикарей. Оглянувшись назад, я по вспыхнувшим внезапно огням понял, что фенги напали на арабов, с которыми я прибыл, и жгут их палатки. Они, верно, считали бедуинов причастными к святотатству. Позднее мне стало известно, что фенги истребили всех моих спутников и что спасся только я один — невольная причина их гибели.
Я продолжал скакать по крутой дороге. Помню, что вокруг меня во тьме рычали львы. Помню, как один из них бросился на моего коня. Бедное животное погибло. Больше я ничего не помню, потому что очнулся лишь неделю спустя и увидел, что лежу на террасе хорошенького домика и что за мной ухаживает добродушная женщина, по-видимому принадлежащая к какому-то абиссинскому племени.
— Вернее, к какому-либо из неизвестных иудейских племен, — насмешливо поправил Хиггс, попыхивая своей пенковой трубкой.
— Да, что-то в этом роде. Подробности я расскажу вам потом. Существенно то, что подобравшее меня у ворот племя называется абати, живет в городе Мур и причисляет себя к абиссинским евреям, переселившимся в эти места лет шестьсот назад. Короче, внешним видом они несколько напоминают евреев, их религия — выродившаяся и сильно упрощенная религия евреев; они умны и культурны, но дошли до последней степени вырождения вследствие постоянных браков между близкими родственниками; все их войско состоит из девяти тысяч мужчин, хотя три или четыре поколения назад оно равнялось двумстам тысячам человек, — и живут они в постоянном страхе перед нападением окружающих их фенгов, которые считают их своими исконными врагами из-за того, что в их руках находится превосходная горная крепость, некогда принадлежавшая предкам фенгов.
— Что-то вроде Гибралтара в Испании, — заметил Оливер.
— Да, с той лишь разницей, что абати, владеющие этим среднеафриканским Гибралтаром, вырождаются, а фенги, занимающие как бы положение испанцев, здоровы, сильны и численно умножаются.
— Что же дальше? — спросил профессор.
— Ничего особенного. Я пытался убедить этих абати организовать поход и спасти моего сына, но они рассмеялись мне в лицо. Мало-помалу я пришел к убеждению, что среди них есть лишь одно существо, действительно обладающее человеческим достоинством, — это их наследственная правительница, носящая громкие титулы Вальда Нагаста, что значит «Дочь Царей», и Такла Барда, то есть «Бутон Розы», — красивая и одаренная молодая женщина, собственное имя которой — Македа…
— Имя одной из первых известных нам Савских цариц, — пробормотал Хиггс, — другую звали Балкис.
— Мне удалось проникнуть к Македе под тем предлогом, что я буду лечить ее, — иначе меня ни за что не допустили бы к ней, такой у них проклятый этикет, — и мы много говорили с ней. Она сказала, что у идола фенгов вид сфинкса, вернее, это я вывел из ее слов, потому что сам никогда не видел его.
— Что? — воскликнул Хиггс, вскочив. — Сфинкс в северной части Центральной Африки?! Но почему ему не быть там? Говорят, что первые фараоны имели контакты с этой частью страны и даже будто отсюда они и происходят. Слова Македы, вероятно, только повторяют легенду. Полагаю, что у него баранья голова.
— Она сказала мне также, — продолжал я, — что по их преданию, когда этого сфинкса или бога, у которого, кстати сказать, голова не барана, а льва и которого зовут Хармак…
— Хармак! — снова перебил меня Хиггс. — Это одно из имен сфинкса — Гармахис, бог зари.
— …когда этого бога, — повторил я, — уничтожат, племя фенгов, чьи предки, по их словам, создали его, должно будет удалиться из этих мест, перейдя через большую реку, протекающую к югу от них. Я сейчас не помню названия реки, но, скорее всего, это один из притоков Нила.
Я сказал ей, что при создавшихся условиях мне представляется наиболее целесообразным для ее народа постараться уничтожить идола. Македа засмеялась и ответила, что это невозможно, потому что идол фенгов размерами с небольшую гору, и прибавила, что абати уже давно потеряли всякую отвагу и предприимчивость и довольствуются жизнью в плодородной долине, окруженной горами, рассказывая легенды о былом величии своего народа и споря из-за чинов и пышнозвучных титулов, пока не настанет, наконец, день Страшного Суда.
Я спросил, довольна ли она создавшимся положением, и она ответила: «Разумеется, нет», — но что могла она сделать, чтобы возродить свой народ, она, слабая женщина, последнее звено бесчисленной цепи правителей?
«Избавь меня от фенгов, — добавила она с волнением, — и я дам тебе такую награду, о которой ты никогда не мечтал. Древний пещерный город неподалеку отсюда полон богатств, которые собраны его прежними властителями еще задолго до нашего прихода в Мур. Нам эти богатства не нужны, потому что мы ни с кем не торгуем, но я слыхала, что другие народы ценят золото».
«Мне не нужно золото, — ответил я, — я хочу только вернуть своего сына, который находится в плену у фенгов».
«В таком случае ты должен начать с того, что поможет нам уничтожить идола фенгов. Разве нет средств сделать это?»
«Такие средства найдутся», — ответил я и попытался объяснить ей свойства динамита и других, еще более сильных взрывчатых веществ.
«Возвращайся к себе на родину, — воскликнула она с волнением, — привези это вещество и двух или трех человек, которые умеют с ним обращаться, и я подарю им все богатства Мура. Только этим ты добьешься моей помощи в освобождении твоего сына».
— Чем же все это кончилось? — спросил капитан Орм.
— Вот чем: они дали мне золота и провожатых с верблюдами, которых в буквальном смысле слова спустили вниз по тайной тропинке в горах, чтобы избежать встречи с фенгами, которые блокировали абати и которых они ужасно боятся. Вместе с этим отрядом я пересек пустыню и благополучно добрался до Асуана. Путешествие продолжалось много недель. В Асуане я расстался со своими спутниками — с тех пор прошло около двух месяцев, — и они остались там ожидать моего возвращения. В Англию я прибыл сегодня утром и, едва узнав, что вы живы, и получив ваш адрес, немедленно явился к вам.
— Зачем вы пришли ко мне? Что я могу сделать для вас? — спросил профессор.
— Я пришел к вам, Хиггс, потому что знаю ваш глубокий интерес к древностям и хочу дать вам возможность не только разбогатеть, но и прославиться в качестве ученого, открывшего самые замечательные памятники старины в мире.
