Открылась дверь, и в кабинет, немного косолапя, вошел плотный невысокий моряк в расстегнутом бушлате, флотские брюки его были тщательно заправлены в сапоги. Остановился у порога.
Фролов гостеприимным движением руки пригласил моряка:
– Проходи, Семен Алексеевич. Знакомься: товарищ Кольцов.
– Красильников, – представился моряк и потряс в жесткой своей ладони руку Кольцова. – Бывший комендор эскадренного миноносца «Беспощадный».
– Ныне же один из самых недисциплинированных сотрудников Особого отдела Всеукраинской Чека, – с усмешкой добавил Фролов. – Сколько ни бились, никак с бушлатом не расстанется. Говорит: не могу без него. Еле-еле заставил бескозырку сменить.
Красильников тяжело переступил с ноги на ногу:
– Непривычна мне сухопутная снасть. – Он даже повел плечами, словно призывал Кольцова убедиться, что ему никакая другая одежда не по плечу.
Кольцов сочувственно улыбнулся. Не раз доводилось ему на фронте, встречаться с такими вот моряками. За редким исключением, это были люди дисциплинированные, выдержанные, политически грамотные, беззаветно храбрые, но вот сменить матросскую робу на другую форму или, что еще хуже, на цивильную одежду – было для них чуть ли не трагедией.
– Больше года моря не видел, а все «снасть», «снасть», – беззлобно передразнил Красильникова Фролов. Затем встал, сказал ему: – Ты посиди здесь. Должны звонить из штаба восьмой армии. Я скоро буду! – И обернулся к Кольцову: – Идем! Представлю тебя Лацису!
Они спустились вниз, где старательные красноармейцы попрежнему разбирались в пулемете, прошли мимо двух часовых, которым Фролов на ходу бросил: «Товарищ со мной!» – и вошли в большую комнату, из окон которой виднелись, словно на картине, обрамленной рамой, недвижные купола Софийского собора. Входя в комнату, Кольцов прежде всего увидел эти сверкающие на солнце купола и лишь затем уже стоящего у окна хозяина-Мартина Яновича Лациса. Выше среднего роста, с черной аккуратной бородкой, с тонкими чертами интеллигентного лица, на котором выделялись Слегка прищуренные серые спокойные глаза, он скорее был похож на ученого, нежели на военного, а хорошего покроя, тщательно отглаженный костюм, голубой белизны сорочка и умело подобранный галстук подчеркивали в нем человека тонкого вкуса.
Лацис предложил Кольцову сесть и несколько мгновений, не таясь, не боясь смутить гостя, неторопливо, в упор рассматривал его, словно хотел лично убедиться во всем том, что рассказывал ему об этом человеке Фролов. И странно, под этим прямым взглядом Кольцов не чувствовал себя ни неловко, ни беспомощно – это был доброжелательный взгляд, взгляд человека, который хотел верить ему, Кольцову.
– Фронтовую обстановку товарищи вам, конечно, уже доложили?
– Рассказывал, Мартин Янович, – ответил за Кольцова Фролов.
Лацис вернулся к столу:
– Трудно нам сейчас! Но мы должны, мы обязаны выстоять.
Поскольку белые бросили в наступление все, что имели, – дела вот-вот дойдут до кульминации. Струна натянулась до предела, должна лопнуть. Если мы сумеем выстоять – им конец. В этом сейчас тактика революции.
– Мартин Янович, успехи на фронте во многом зависят от тыла. – Кольцов посчитал долгом поделиться своими первыми впечатлениями от Киева. – Я прошел по городу… Рестораны, кабаки, казино… Это же «пир во время чумы».
Лацис сощурился, усмехнулся, продолжил тем же ровным, спокойным голосом:
– Рестораны, кабаки и фланирование господ по Крещатику – это самое невинное из того, что вам довелось увидеть… Мы ежедневно сталкиваемся с саботажем, спекуляцией, изготовлением фальшивых денег. Сталкиваемся с заговорами и шпионажем… Сложная обстановка, чего там! И людей у нас не хватает, и взять их неоткуда: почти все коммунисты по партийной мобилизации ушли на фронт.
Эти хорошо известные факты в устах Лациса приобретали выразительность и силу.
– И все-таки мы с этим справляемся, трудно, но справляемся. И уверен
– справимся!.. Но есть участок работы, который мы еще недостаточно наладили. Это – разведка.
В кабинете стало тихо, лишь Фролов несколько раз осторожно чиркнул спичкой, разжигая погасшую папиросу.
Лацис легкой походкой прошелся до окна, мельком устало взглянул на купола, вернулся, присел напротив:
– Я имею в виду не войсковую разведку, в которой вы, как говорил мне товарищ Фролов, служили на фронте.
– Да, в германскую командовал ротой разведчиков в пластунской бригаде генерала Казанцева, – сообщил Кольцов.
– Знаю… В данном же случае речь идет об иной разведке.
Мы, по существу, ничего не знаем ни о силах противника, ни – о его резервах. Боремся с ним вслепую. А нам нужно знать, что делается у него в тылу. Какие настроения… Вот с такой разведкой дело у нас пока обстоит неважно. Все, что мы сейчас имеем, – это в основном донесения подпольщиков. – Лацис здесь сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность последующих слов. – В тылу белых работают воистину замечательные люди. Во многих городах уже появились подпольные большевистские ревкомы, созданы партизанские отряды, ведется большая подрывная и агитационная работа, но возможностей для квалифицированной разведки у них мало. Нам нужны люди, которые могли бы внедриться во вражескую офицерскую среду. Вы понимаете, к чему я все это говорю?
– Да, Мартин Янович. Товарищ Фролов меня вкратце информировал, – тихо произнес Кольцов.
– Мы намерены предложить вам такую работу, – спокойно сказал Лацис. Кольцов какое-то время сидел молча. Он – понял, что сегодня держит,
может быть, самый трудный в жизни экзамен. Ведь слова Лациса «мы должны, мы обязаны выстоять» обращены и к нему…
– Вы хотите что-то сказать? – Лацис в упор смотрел на Кольцова, и Павел не отвел глаз, спокойно произнес:
– Я военный человек и привык подчиняться приказам.
– Это не приказ, товарищ Кольцов. Это – предложение.
– Я рассматриваю его как приказ, – упрямо повторил Кольцов. – Приказ партии!
Лагун одобрительно улыбнулся.
– Все подробности обсудите с товарищем Фроловым. – Он коротко взглянул на часы, встал: – К сожалению, на три часа у меня назначена встреча, и уклониться от нее или перенести я никак не могу. Поэтому прошу извинить и желаю успеха! – Лацис проводил их до двери, еще раз крепко, по-дружески пожал Кольцову руку и повторил: – Да-да! Желаю успеха! Он сейчас для нас так важен, ваш успех!
После ухода гостей Лацис несколько минут стоял у окна. Нет, он не любовался собором. Он собирался с мыслями: в три часа ему предстояло принимать иностранных журналистов…
Ровно в три – ни минутой раньше, ни минутой позже – Лацис сам вышел в приемную, где его дожидались из нетерпеливого любопытства приехавшие раньше назначенного времени корреспондент английской газеты «Таймс» Колен и обозреватель французского еженедельника «Матэн» Жапризо. Несколько смущенные, – все-таки первые из газетчиков в самой Чека! – они последовали за Лацисом в кабинет. Обоих иностранцев кабинет председателя ВУЧК откровенно разочаровал: они ожидали увидеть нечто мрачное, нелюдимое, а увидели обыкновенную комнату с самым обыкновенным столом и стульями. И как всегда бывает при встрече с обыденным, привычным, все сомнения и страхи пропали, они почувствовали себя непринужденно и почти смело настолько, что стали с нескрываемым любопытством разглядывать хозяина кабинета.
