— Это, василик, на случай убытков в побочных торговых делах, чтобы твоя голова не отвлекалась от моего поручения. Тебе не один раз удавалось прежде натравить печенегов на Киев, еще во времена Кури и Святослава. Теперь же сумей примирить врагов во имя спасения Византии. Князю Владимиру скажи, что я прошу забыть старые обиды, которые случились между нами после битвы под Авидосом. За воинов готов я уплатить дань вперед, до прибытия их в Византию, а не как прежде, по окончании службы императору. В середине лета жду тебя с добрыми вестями. И с сильным войском от князя Владимира и от печенегов.
Иоанн поклялся сделать, как повелел божественный василевс. Если бы знал владыка Византийской империи, в какие ненадежные руки вложил он судьбу своего замысла!
Ликующий, окрыленный нежданным подарком в кожаном мешочке и вниманием императора, взобрался Иоанн в прохладное седло и выехал на темную улицу, где его нетерпеливо поджидал брат Харитон.
— Отпусти слугу, Иоанн, и едем ко мне. Дело неотложное есть.
Харитон провел его в глубокий подвал под домом, усадил среди дубовых бочек с дорогими винами, зашептал, склоняясь к уху:
— Брат мой, доверюсь тебе, как себе самому, а ты послужи нам в великом деле и не будешь без прибыли и славы.
— Слушаю тебя, — отозвался Иоанн, с интересом глядя на Харитона.
Из-за стены донесся тягучий стон. Иоанн насторожился, с беспокойством повернул туда голову.
— Это египтянин. Вчера вновь травил его собаками.
— Казнил бы ты его разом. Грех ведь человека так мучить, — сказал Иоанн, но Харитон резко возразил:
— Нет, брат! Убийца всю жизнь будет умирать! Но не о том хочу вести речь. Слушай, брат. Конная этерия стонет под жестокой рукой императора, казна скудеет день ото дня из-за бесконечных и бесплодных войн в Болгарии и на Востоке, недовольство в легионах становится всеобщим. И есть уже люди, которые готовы дать присягу другому императору, не жадному.
Иоанн съежился, ладонями загородился от этих жутких, холодных, будто осколки льда, слов.
— Что ты! Что ты, брат?! Заговор? Помилуй бог знать даже об этом, не то чтобы…
— Да-да, — настаивал Харитон и приблизил сухие губы к самому лицу Иоанна. — Откроюсь еще больше: есть сильные люди и у трона. Они не против помочь «божественному» подняться к Богу.
Пламя факела качнулось в глазах Иоанна, и он мокрыми холодными ладонями оперся о скамью, чтобы не упасть.
— Несчастный брат мой… Мыслимо ли такое? И что можем сделать мы, и я тоже, слабый человечишко, против всесильного? — Иоанн простонал, сожалея, что послушался Харитона и заехал в его дом.
— Многое, брат мой, многое и важное. Нет, мы не вложим в твою руку кинжал, — по лицу Харитона скользнула недобрая усмешка, — на это ты не годишься. Но ты только что говорил о поручении императора. Он хочет просить помощи у Руси и печенегов. Так ведь?
— Да, повелел… — язык с трудом двигался во рту, а ухо чутко ловило стоны за перегородкой, — а вдруг это вездесущие доглядчики императора приникли к двери погреба, ловят каждое его слово?
— Русь не однажды спасала византийских императоров своим оружием. С ее помощью недавно был разбит близ Авидоса мятежный Варда Фока. Теперь вот и Василий просит воинов у князя Киевского, чужими полками хочет укрепить свой трон. Что делать тебе? Ты должен натравить печенегов на Русь! Тогда князь Владимир будет думать о своей земле, а не о помощи этому ненавистному полумонаху-полуимператору Василию! После его… м-м… удаления я буду назначен куропалатом[11] с исполнением должности начальника дворцовой стражи. Тебе обещают должность логофета.[12] Вся казна империи будет под твоим оком! Согласен? Думай, брат. Да поскорее думай.
Иоанн, обессиленный внутренней борьбой, наконец молча кивнул в знак согласия на такое, косвенное, как ему хотелось думать, участие в заговоре…
Василики императора с подарками и стражей прибыли на Русь, но князя Владимира в Киеве не застали. За неделю до их приезда он выступил в Новгород с дружиной. Пока Алфен распродавал привезенные с собой товары и закупал меха, Иоанн побывал в гостях и щедро одарил княгиню Анну. Долго беседовал с византийцами, которые были в услужении княгини, от них выведал, велика ли дружина в Киеве после ухода князя. Когда собрал нужные сведения, оставил младшего василика Парфена дожидаться князя Владимира, а сам, чтобы не терять времени, поспешил на переговоры с печенежским каганом Тимарем, повез к нему грамоту императора Василия.
Вспомнил теперь о наказе василевса Иоанн и потуже запахнул халат на груди — почудилось, будто прохладным ветром, как тогда ночью над Константинополем, со стороны Русского моря потянуло под пологом Белого Шатра.
Иоанн придвинулся по ковру ближе к кагану, зашептал:
— Великий каган, император Византии в своей грамоте просит о помощи в войне с арабами.
Тимарь вскинул брови, поймал языком правый ус, задумчиво посмотрел на сына Араслана. Тот внимательно слушал византийского посла, словно ему, а не кагану предстояло принимать решение. Тимарь негромко сказал:
— До тех арабов идти через земли яссов и косогов. И через горы Кавказа… Добрая половина войска не дойдет, в сечах поляжет. С кем же мне тогда против арабов воевать? Иное дело на Болгарию идти, туда дорога нашим войскам хорошо знакома.
— Идти через косогов и яссов — себя губить, — обронил глухим голосом Уржа.
Иоанн поспешил согласиться:
— О том и я знаю. Но посмел бы я возразить всесильному императору? Великий каган волен поступать так, как ему выгодно. А золото можно найти не за горами, гораздо ближе.
Араслан не усидел, опередил кагана и выкрикнул:
— Где же?
Тимарь улыбнулся, ласково погладил сына по черноволосой голове.
— Великий каган, такой удобный случай отомстить князю Владимиру за старые обиды вряд ли еще когда явится. Русь теперь лежит как потерянный кошель при дороге, кто первым наклонится, тому и владеть золотом. Три недели назад князь Владимир выступил на север собирать воинов для похода на сынов степи. Киев же остался с малой дружиной.
Тимарь легко вскочил на ноги и бесшумно, барсом, заходил по ковру. «Так, Русь — как кошель при дороге», — повторил слова византийца. Много золота теперь нужно ему, кагану. Нужно для подарков князьям, нукерам. Каждый день брат Уржа говорит ему со слов доглядчиков, что князь Анбал созывает к себе в шатер на пиры молодых князей, что речь там заводится о походах и добыче. И едва ли не прямо говорят, что старый Тимарь стал бояться вражеских стрел. Он прав, этот молодой барс: походы дают силу и славу. И золото, без которого не усидеть долго в Белом Шатре. Сомнение берет — для набега ли на Русь собрал Анбал в долину всех своих родичей? Может, умыслил недоброе против него, кагана? Может, сговаривается с другими князьями? И что теперь сделать, чтобы остаться у власти и впредь? Надо думать без спешки.
