И теперь троица перебирала их чуть не по порядку — от времен основания института, ко дням его последним.
Когда Антон развязал одну папку, она стала вспучиваться, разбухать, хотя, казалось, что за это время бумаги должны были слежаться. Но в этой папке были не простые бумаги, а фотографические. Стали вместе разбирать, смотреть года, места, лица.
На одной фотографии сзади была цитата без подписи, более похожая на эпитафию:
«В жизни я не любил многие вещи. Смерть меня с ними примирила». Чья рука сделала эту надпись установить не представлялось возможным.
Быстро просмотрели фотографии — обычные картинки, от которых тянуло, как сквозняком, холодной ностальгией. Кафедра на уборке кормового буряка, кафедра играет в футбол. Кафедра готовит новый агрегат, подозрительно похожий на самогонный. Ну в самом деле, зря что ли они на уборку буряка ездили?
— А вот, кстати, и наш недопрофессор, — ткнул скрюченным пальцем в фотографию вахтер.
С фотографий смотрел уставший человек в очках. При чем его очкатость была иного рода, нежели у столичных потомственных доцентов и профессоров. Это был человек, который неизвестно как затесался в область науки, и лишь к старости понявший, что это, вероятно, не его…
— Я возьму?.. — предупредил Егор.
— Бери, — безразлично согласился вахтер.
Нашли копий пять «Занимательной математики» — родных сестер той самой книжицы, которую нашли на квартире родственницы покойного. На этих экземплярах не было дарственных надписей. Вероятно, даже на такой шутейный тираж не нашлось должного количества читателей.
…Проведя в подвале часа два, друзья покинули здание. Егор думал оставить старику денег на водку, но не решился — старик не выглядел пьющим. Впрочем, возможно Егором руководила жадность — где это видано, чтобы на нашей земле отказались от бутылки или денег на нее?..
***
Квартира, указанная в личном деле деклассифицированного профессора нашлась сравнительно легко. Но звонок не зазвонил, на стук никто не отозвался. Походило на то, что эту дверь открывали давно.
Спустились вниз, к площадке, на которой гроздьями висели почтовые ящики. Нужный был закрыт, но Егор, не церемонясь, валявшимся рядом прутом сорвал его.
Из ящика посыпался бумажный дождь — уйма квитанций, на которых задолженность росла. Какие-то глупые извещения. Нашлась даже одна повестка из военкомата. Письма не было.
— Coda! — подытожил Егор. — Зря ехали…
— Неужели так просто сдадимся?..
— А что ты предлагаешь? Вскрыть почтовые ящики во всей округе? Поднять на уши весь город? Я еще тогда в бункере говорил — может, мы пустышку тянем. Ну и что с того, что за Уралом? У нас две трети страны за ним.
Антону не нашлось что возразить.
Меж тем, все-таки вернулись к квартире, стали звонить по соседским дверям. Открыла только одна старушка, которая смотрела на друзей, как на врагов народа. Она их внимательно выслушала, но, не сказав ни слова, снова захлопнула дверь.
— Все же какой-то город пустой, тоскливый… — заметил Антон.
— Можно подумать в твоем городе обхохочешься.
— Что будем делать?
— Не знаю как ты, но я есть хочу. Магазины уже закрыты… Пошли на вокзал — там, вероятно, есть буфет.
Буфета на вокзале не оказалось. Не ожидалось сегодня и поездов. Но на привокзальной площади все чего-то ждали три таксиста.
С горем пополам нашли какой-то безумный ларек. Купили в нем пива и шоколада. Больше в нем ничего не было.
Холодало.
Вернулись к дому, где некогда обитал Загорский. Егор осмотрелся — стемнело уже качественно. Он сбросил куртку, отдал Антону:
— Иди к квартире…
К тому времени, как Антон обошел дом и поднялся к квартире, ее дверь оказалась открытой.
— Проходи… Света тут нет — обрезали, вероятно…
Делать было нечего, и они легли спать.
***
До отправки поезда оставался час. Город продолжал спать летаргическим сном — он казался грязным, скучным — совсем не таким как Сырборск, с вокзала которого даже ночью отправлялись поезда.
Проследовала ленивая допотопная электричка, без транспарантов откуда и куда. Очевидно, в этой области она была одна, спутать с другой ее никак не представлялось возможным.
Зато в окно было видно, как через станцию тянулись бесконечные нефтеналивные составы.
Поиски в Ярске оказались занятием совершенно бестолковым.
Утренний обыск ничего не дал — собственно и обыскивать было нечего. В квартире не было не только света.
Поезда на запад ждали в местном зале ожидания. Если в здании было и теплей, чем на улице, то совсем не намного. Разве что отсутствовал ветер. Его здесь заменяли многочисленные сквозняки.
— Где-то мы промазали, — твердил Егор. — Где? Если что-то должно произойти, то пусть это случится сейчас. Ибо самое время.
В голове у него уже появилась крамольная мысль, что взять те пятьдесят тысяч не такая уж и плохая идея.
Рядом, на лавочке, закрыв глаза, сидел Антон. Могло показаться, что он дремлет, на самом же деле Антон вспоминал, чего он видел, что он пережил за последний месяц. Месяц ли? Неужели не вечность?
Улицы Сырборска, общага, старушки у подъездов, которые разбирали газеты до того, как он донесет их до почтового ящика… Почтовое отделение. Там, вероятно, сейчас перерыв — закрыли двери, поставили чайничек, народец разогревает тормозки… Там тепло, в зале нет посетителей, никто не достает глупыми вопросами.
Антон вдруг резко очнулся. Поднялся с лавочки.
— Егор?..
Тот очнулся от своего бормотания:
— Чего?..
— Можешь позвонить в бомбоубежище? К Геноссе?
— А там есть телефон?.. — удивился Егор.
Но почти тут же вспомнил: да какой-то аппарат стоял на компьютере — из такой же состарившейся бело-желтой пластмассы. Только никто по нему не звонил все время пребывания в бункере. Егор серьезно полагал, что этот аппарат — такой же предмет антикварной торговли, как пионерские горны или погоны на белогвардейский мотив.
С другой стороны — и компьютер у него выглядел как экспонат, украденный из музея техники. Но ведь работал же…
— Не-а. Телефона не знаю.
— А кто знает?.. Как-то же твой друг предупреждал Геноссе, что мы появимся.
— Фердинанд?.. Да, он должен знать.
— Звони ему! — почти приказал Антон.
Этой смелости удивился и он сам, и Егор. Надо же, этот почтальон, подобранный чуть не на помойке, осмелел, оперился. Дети выросли, а мы и не заметили.
— К чему спешка?.. Скоро поезд, дня через три поговорим с ним лично и, что характерно, — совершенно бесплатно.
