— Или не загреметь с обрыва, — прибавил Галахад.
— Зато теперь мы точно едем за кем-то неизвестным, а не по каким-нибудь собственным следам, — решил я. — Если только Кабала не понесло за случайно пробегавшим мимо оленем.
— Отчего ты так уверен, что твой пес настолько туп? — удивился Гавейн.
— Просто он еще щенок.
— Все мы щенки, — сказал Гавейн. — Пока помирать пора не придет.
Мы припустили коротким галопом вниз по какому-то склону, миновали небольшую долину, затем снова начали подниматься вверх, лес стал реже, по дороге попадались огромные валуны. Впереди мелькнула еще одна звезда… Стоп! Никакая это не звезда. Вот и еще высверк… Кабал, зигзагами оббегая валуны, явно стремился к этому ночному маяку.
Мы переглянулись.
— Впереди костер! — сказал я.
— И очень надеюсь, что в этом костре нет никого, мне знакомого, — вслух высказал общую мысль Галахад, и мы, выругавшись, пришпорили коней. Теперь уже было необязательно, чтобы Кабал бежал впереди. Но и он не отставал. Не доезжая немного, мы переглянулись, обменявшись знаками, и поскакали в разные стороны, чтобы окружить виднеющийся впереди огонь. Галахад свернул налево, Гавейн направо. Оба в темноте быстро исчезли из виду. Еще немного погодя я сдержал бег Тараниса — не стоило спугивать дичь стуком копыт. Мягкая, усыпанная хвоей земля перемежалась с каменистыми насыпями среди нагромождений камней. И так удалось подъехать достаточно близко — треск горящих ветвей заглушил посторонние звуки. Шепотом подозвав Кабала, я поднял его к себе в седло. Он напряженно вглядывался вперед, готовый соскочить в любую минуту, как только я отпущу его ошейник, но молчал — этому он, слава богу, уже научился — молчать, когда нужно, а не распугивать лаем всю округу.
Треск и гудение костра действительно приглушили наше приближение, а кроме треска, монотонное пение, становящееся все громче. Если Гарет уже мертв, этим ребятам придется познакомиться с тем, что такое граната. Судя по пению, то, что там происходило, было именно каким-то ритуалом. А какого рода ритуалы любит Маэгон, все мы знали. Сквозь заросли, в бликах пламени в темноте вырос круг камней, одно из бесчисленных сооружений, крупнейшее из которых прославилось под именем Стоунхенджа. В кругу плясали длинные тени. Прикрытый тьмой и одним из стоячих камней, я заглянул в круг.
Количество фигур, отбрасывающих длинные тени, уточнилось до двенадцати. Облаченные в белые балахоны, они составляли внутри стоячих валунов еще один круг, и если бы существовало заклинание, которое могло превратить их в камень, получился бы замечательный двойной кромлех. Еще одна фигура стояла отдельно, у плоского камня-алтаря, у ближайшей ко мне части круга. И еще одна, не входящая в число названных тринадцати, мирно покоилась на этом плоском камне. В костре никого не было. Судя по всему, он служил здесь больше всего светильником. По крайней мере, пока.
Фигура у алтаря как раз сделала шаг к огню, и широкой горстью бросила что-то в зашипевшее пламя, рассыпавшееся фейерверком искр. Потянуло едким дымом, и Кабал тихонько заскулил, нетерпеливо перебирая лапами. Высокий жрец вернулся к камню и поднял с него нож с широким лезвием.
Вперед!
Я спустил Кабала с цепочки и тихо прищелкнул языком. Адская гончая, такая же белая как балахоны друидов, рванулась в круг и, все так же молча, атаковала фигуру у алтаря, подскочив и вцепившись жрецу в правую руку. Нож полетел на землю. Жрец прошипел какое-то ругательство или проклятие и, надо отдать ему должное, даже не вскрикнул, когда собачьи клыки сомкнулись у него на запястье. В то же время, чтобы это отвлечение не перешло слишком стремительно в слишком большую суматоху, в которой может произойти что угодно, я спешился, оставив Тараниса за пределами сцены, и быстро вошел в освещенный круг с Экскалибуром в руке, первым делом крепко ударив рукоятью в затылок ближайшего человека в балахоне, стоявшего спиной к камню, из-за которого я появился.
— Артур!.. — воскликнул кто-то.
— А также Гавейн и Галахад! — прибавил Галахад, с другой стороны круга, непринужденно положив клинок меча на плечо ближайшего к нему друида. Гавейн просто вытолкнул своего попавшегося на дороге вперед, нарушив все еще сохранявшийся круг.
Напугать нам никого не удалось. «Друиды» — те, кто не был занят обмороком, рычащим Кабалом или лежавшим на плече клинком, моментально откинули балахоны, под которыми обнаружились обнаженные, наготове, мечи.
И первый же, подскочивший ближе, так называемый «жрец» с мечом в руке и в потертом кожаном доспехе под белым плащом, попытался бросить в меня горсть тонкой пыли. Я без труда увернулся, безжалостно подрубил ему мечом связки под коленями, и рванул, не задерживаясь, к алтарю. Теперь я уже отчетливо видел, что лежит на нем именно Гарет, то ли мертвый, то ли просто одурманенный и спящий.
Кабал громко взвизгнул. Гавейн, ругаясь, снес голову кому-то рядом, чуть не задев меня, но сквозь суматоху я все же вовремя подскочил к высокому жрецу, только что покрепче стукнувшего Кабала головой о камень и отбросившего его пинком в сторону. Мерзавец даже успел снова поднять жертвенный нож, все еще собираясь продолжить прерванный ритуал.
— Тебе конец, Маэгон! — воскликнул я, намереваясь сбить его с ног. Но тут Маэгон развернулся волчком, нож его просто упал на Гарета, не причинив вреда, а в руках друида оказалась рогатина с широким острым наконечником, прежде просто лежавшая на алтаре, и на которую я не обратил внимания, так как Гарету она, как будто, не угрожала; и я замечательно на нее напоролся… Правда, никакого ущерба моему здоровью она не нанесла — в последний момент я успел повернуться так, что она лишь зацепила легкий кожаный панцирь, ударив вскользь, и на какое-то время в нем застряла. Маэгон с силой толкнул древко, оттолкнув меня назад, после чего снова схватился за нож.
Я выругался на языке, которого в этом мире никогда не слыхивали и, стряхнув рогатину, ударил Маэгона мечом по руке. Маэгон вторично выронил нож и на его белой одежде выступила кровь, а с губ сорвались такие проклятия, что будь я настоящим героем какой-нибудь кельтской легенды, мне бы следовало умереть на месте или, по крайности, остаться инвалидом до конца жизни.
— Какого беса ты делаешь? — задыхаясь спросил я, развернув его толчком острием меча и приперев спиной к алтарю. — Зачем? Чем я тебе так мешаю, что ты готов расстаться с жизнью, лишь бы мне насолить? Даже когда ты не уверен до конца в том, что тебе это удастся?!
— Что значит жизнь? — хрипло, с презрением усмехнулся Маэгон. И черт побери, в свете угасающего костра он выглядел и впрямь величественно, если бы вся эта сцена происходила не на самом деле, я мог бы назвать ее эпической и завораживающей, но только не сейчас — сейчас эстетика момента меня просто бесила. Кругом творился какой-то бедлам, и у меня не было времени оглянуться и посмотреть, что именно происходит, а объясниться наконец с Маэгоном стоило, поэтому и убить его сразу, чтобы помочь друзьям расправиться с остальными, я тоже не мог. Оставалось надеяться, что если что-то пойдет не так, меня предупредят вслух. — День, меж двумя ночами!.. Дни приходят и уходят! Что проку тому, кто останется в этом дне, если он лишен дня грядущего? И какая печаль тому, кто теряет свой день, зная о приходе нового?
