Некоторые дома, ближайшие к воде, стояли на коротких сваях, и все дерево в городе, исхлестанное непогодой, стало серебристо-серым.
То было привлекательное место, там всегда стоял густой запах соли и моллюсков.
Церковная башня, увенчанная деревянным крестом, была самым высоким строением, памятью о Гутруме, датчанине, который стал королем Восточной Англии и обратил свое королевство в христианство.
Мой отец никогда не любил Восточную Англию, потому что в далеком прошлом это королевство сговорилось с Мерсией, чтобы напасть на Нортумбрию. Позже, много позже, во времена моего детства, Восточная Англия вынуждена была поставлять еду, лошадей и кров датской армии, завоевавшей Нортумбрию. Предательство обратилось против них, когда датчане вернулись в Восточную Англию, которая все еще оставалась датской, хотя теперь считалась христианской страной, что подтверждала церковная башня.
Ветер нес туман мимо высокого креста, когда я направил «Сеолфервулфа» к середине реки, чуть выше по течению от пирсов.
Там мы повернули, заставив судно крутнуться — гребцы одного борта начали грести назад — и, лишь когда лишенный головы волка нос обратился к морю, я поставил корабль рядом с толстопузым торговым кораблем, пришвартованным к самому большому пирсу.
Финан ухмыльнулся.
— Готов быстренько смыться в моря, господин? — спросил он.
— Всегда, — ответил я. — Помнишь «Морского Ворона»?
Он засмеялся. Вскоре после того, как мы взяли Лунден, «Морской Ворон», датский корабль, пришел в город, ничего не подозревая, пришвартовался у пристани и обнаружил, что этот город заняла армия восточных саксов и здесь не очень-то привечают датчан. Команда бежала обратно на корабль, но им нужно было сперва повернуть судно, чтобы уйти по реке. А они одурели от страха, их весла начали сталкиваться друг с другом, и корабль принесло обратно к пристани, где мы его и захватили. То была кошмарная посудина, протекающая, с вонючим днищем, и, в конце концов, я разобрал ее и пустил шпангоуты и брусья на постройку домов, которые мы возводили на восточном берегу Лундена.
Человек с густой бородой и большим брюхом перебрался с пирса на торговый корабль, а потом, получив разрешение, влез на борт «Сеолфервулфа».
— Гутлак, — представился он. — Управляющий Дамнока. Кто вы такие?
Вопрос был задан властно, и властность Гутлака подкреплялась дюжиной человек, ожидающих на пирсе с мечами и топорами. И вид у них был встревоженный, и неудивительно, ведь моя команда превосходила их числом.
— Меня зовут Утред, — ответил я.
— Утред откуда? — спросил Гутлак.
Он говорил по-датски, воинственным тоном, притворяясь, что его не беспокоит грозный вид моей команды.
Длинные усы Гутлака, связанные просмоленной веревкой, свисали куда ниже чисто выбритого подбородка. Он все время дергал себя за один ус, и я решил, что это признак волнения.
— Утред из Беббанбурга, — ответил я.
— И где этот Беббанбург?
— В Нортумбрии.
— Ты далеко от дома, Утред из Беббанбурга, — сказал Гутлак.
Он посмотрел на днище нашего корабля, чтобы понять, какой груз мы везем.
— Далеко от дома, — повторил он. — Ты торгуешь?
— Мы, что, похожи на торговцев? — спросил я.
Какие-то люди собрались на низком берегу перед ближайшими домами. Почти никто из них не был вооружен — вероятно, их присутствие объяснялось простым любопытством.
— Вы похожи на бездельников, — сказал Гутлак. — Две недели назад был налет в нескольких милях к югу отсюда. Усадьбу сожгли, мужчин убили, женщин забрали. Откуда мне знать, что это сделали не вы?
На его враждебный вопрос я ответил мягко:
— Ты этого не знаешь.
— Может, я должен задержать вас тут, пока мы не докажем вашу вину или невиновность?
— А может, ты должен почистить свою кольчугу? — предложил я.
Он вызывающе уставился на меня, выдержал мой взгляд несколько биений сердца, потом кивнул.
— Итак, по какому делу вы здесь?
— Нам нужна еда и эль.
— Это у нас есть, — сказал он. Подождал, пока чайки перестанут вопить над нашими головами, и продолжил: — Но сперва вы должны заплатить королевский причальный сбор. — Он протянул руку. — Два шиллинга.
Мы сторговались на четырех пенсах; я не сомневался, что два из них пойдут в кошелек Гутлака. После этого мы вольны были сойти на берег, хотя Гутлак благоразумно настаивал, что мы не должны носить иного оружия, кроме коротких ножей.
— «Гусь» — хорошая таверна, — сказал он, показав на большое строение, на котором висел знак с нарисованным гусем, — там вам предложат сушеную сельдь, сушеных устриц, муку, эль и сакских шлюх.
— Это твоя таверна? — спросил я.
— И что с того?
— Просто надеюсь, что эль там лучше, чем гостеприимство ее хозяина, — ответил я.
Гутлак рассмеялся.
— Добро пожаловать в Дамнок, — сказал он, перебираясь обратно на торговое судно. — И я даю вам разрешение мирно провести тут ночь. Но если любой из вас совершит преступление, я арестую всех! — Он помедлил, глядя на корму «Сеолфервулфа». — Кто это?
Он смотрел на Скади, хотя, должно быть, заметил ее раньше. Она снова была в черном плаще; ее бледное лицо, казалось, светилось в предвечернем тумане. На шее ее блестела золотая цепь.
— Ее зовут Эдит, — ответил я. — Она сакская шлюха.
— Эдит, — повторил он. — Может, я куплю ее у тебя?
— Может, и купишь, — ответил я.
Мы недоверчиво посмотрели друг на друга, а потом Гутлак небрежно махнул рукой и отвернулся.
Мы бросили жребий, чтобы решить, кто этим вечером сможет сойти на берег. Мне нужно было, чтобы кто-нибудь остался охранять корабль, и Осферт вызвался командовать этой группой. Мы положили в чашу двадцать три сухие горошины и двадцать серебряных монет, потом Финан потряс чашу и встал спиной ко мне, в то время как я стоял лицом к собравшейся команде.
— Чье это? — спрашивал он, и я выбирал человека из команды, не зная, держит Финан горошину или монету.
Те, кому выпадали горошины, должны были остаться с Осфертом, остальным разрешалось сойти на берег. Я мог бы просто выбрать людей, которые должны остаться на борту, но команда работала лучше, когда верила, что их господин поступает честно. Все дети остались, но жены сошедших на берег сопровождали своих мужей.
— Останьтесь в таверне, — велел я им. — Город недружелюбен. Будем держаться вместе!
Город, может, и был недружелюбен, но «Гусь» оказался хорошей таверной. Эль был жгучим, свежесваренным, из огромных бочек во дворе гостиницы. Большая комната с балками из килей разбитых кораблей обогревалась пла́вником, горящим в центральном очаге. В комнате стояли столы и скамьи, но, прежде чем позволить своим людям навалиться на эль, я выторговал сушеную сельдь, бекон, несколько бочек эля, хлеб и копченых угрей и заставил перенести все эти припасы на «Сеолфервулфа».
