— Послушай, Маргарита, это изумительная история, не менее прекрасная, не менее поэтичная, чем твоя. Когда я оставила тебе шестерых телохранителей, а с шестью остальными отправилась во дворец Гизов, я видела, как поджигали и грабили один дом, отделенный от дома моего деверя только улицей Катр-Фис. Вхожу во дворец и вдруг слышу женские крики и мужскую ругань. Выбегаю на балкон, и прежде всего мне бросается в глаза шпага, своим сверканием, казалось, озарявшая всю сцену. Я залюбовалась этим неистовым клинком: люблю красивое!.. Затем, естественно, стараюсь разглядеть и руку, приводившую в движение клинок, и того, кому принадлежит сама рука. Гляжу туда, откуда доносятся крики и стук шпаг, и вижу мужчину… героя, этакого Аякса, сына Теламона[12], слышу его голос — голос Стантора[13], восторгаюсь, трепещу, вздрагиваю при каждом угрожающем ему ударе, при каждом его выпаде; четверть часа я испытывала такое волнение, какого, поверишь ли, не чувствовала никогда, — я даже не думала, что это вообще возможно. Я стояла молча, затаив дыхание, забыв себя, как вдруг мой герой исчез.
— Как же это случилось?
— Его сшиб камень, который запустила в него какая-то старуха; тогда, подобно Киру[14], я обрела голос и закричала: «Ко мне! На помощь!» Прибежали мои телохранители, подхватили его, подняли и перенесли в ту комнату, которую ты просишь для своего подопечного.
— Увы! Я понимаю тебя, Анриетта, и понимаю тем лучше, что твоя история похожа на мою, как две капли воды, — сказала Маргарита.
— С той только разницей, что я служу моему королю и моей религии и мне вовсе не нужно прятать господина Аннибала де Коконнаса.
— Его зовут Аннибал де Коконнас? — переспросила Маргарита и расхохоталась.
— Грозное имя[15], не правда ли? — сказала Анриетта. — И тот, кто носит это имя, достоин его. Какой воин, черт побери! И сколько крови пролил!.. Надень маску, милая королева, — вот и наш дом.
— Зачем же мне маска?
— Затем, что я хочу показать тебе моего героя.
— Он красив?
— Во время битвы он казался мне бесподобным. Правда, то было ночью, в зареве пожара. А утром, при дневном свете, должна признаться, он несколько проигрывает. Тем не менее думаю, что он тебе понравится.
— Итак, дом Гизов отказывает в убежище моему подопечному; очень жаль, потому что дом Гизов — последнее место, где вздумают разыскивать гугенотов.
— Вовсе не отказывает: сегодня же вечером я велю перенести его сюда; один будет лежать в правой части комнаты, а другой — в левой.
— Но если они узнают, что один из них протестант, а другой католик, они съедят друг друга!
— О, этого можно не опасаться! Коконнас получил такой удар в лицо, что почти ничего не видит, а у твоего гугенота такая рана в грудь, что он почти не может двигаться… Кроме того, прикажи ему не говорить на религиозные темы, и все пойдет как по маслу!
— Будь по-твоему!
— Решено! Теперь войдем в дом.
— Благодарю, — сказала Маргарита, пожимая руку своей приятельницы.
— Здесь опять будете вашим величеством, — предупредила герцогиня Неверская. — Позвольте мне оказать вам в доме Гизов прием, подобающий королеве Наваррской.
Выйдя из носилок, герцогиня почти стала на одно колено, чтобы помочь выйти Маргарите, потом, указав рукой на дворцовые двери, охраняемые двумя часовыми с аркебузами, последовала за королевой, которая величественно шествовала впереди герцогини, сохранявшей смиренный вид, пока они были на виду у всех. Войдя к себе в комнату, герцогиня затворила дверь и позвала свою камеристку, очень расторопную сицилианку.
— Мика, — обратилась к ней герцогиня по-итальянски, — как здоровье графа?
— Быстро идет на поправку, — отвечала камеристка.
— А что он делает?
— Думаю, что сейчас он закусывает.
— Это хорошо, — сказала Маргарита, — появление аппетита — это добрый знак.
— Ах, правда, я и забыла, что ты ученица Амбруаза Паре! Ступай, Мика.
— Ты выгоняешь ее?
— Да, пусть сторожит нас. Мика вышла.
— А теперь ты сама войдешь к нему или лучше его пригласить сюда? — спросила герцогиня.
— Ни то, ни другое; я хочу посмотреть на него невидимкой.
— Но ведь ты будешь в маске!
— Да, но потом он сможет узнать меня по волосам, по рукам, по украшениям…
— Ах, милая королева, до чего ты стала осторожна с тех пор, как вышла замуж! Маргарита улыбнулась.
— Ну что ж… есть один способ, — продолжала герцогиня.
— Какой?
— Посмотреть на него в замочную скважину.
— Хорошо, веди меня.
Герцогиня взяла Маргариту за руку и повела ее к двери, завешенной ковром, затем встала на одно колено и посмотрела в замочную скважину.
— Отлично, — сказала герцогиня, — он сидит за столом лицом к нам. Подойди.
Королева Маргарита заняла место своей подруги и посмотрела в замочную скважину. Как и сказала герцогиня, Коконнас сидел за столом, уставленным разными яствами, и, несмотря на свои раны, воздавал им честь.
— Ах, Боже мой! — отстранившись от двери, воскликнула Маргарита.
— В чем дело? — удивленно спросила герцогиня.
— Не может быть! Нет!.. Да! Клянусь душой, это тот самый!
— Какой «тот самый»?
— Tсc! — прошептала Маргарита, поднимаясь и хватая за руку герцогиню. — Тот самый, который хотел убить моего гугенота, ворвался вслед за ним ко мне в комнату и на моих глазах ударил его шпагой! Ах, Анриетта. Какое счастье, что сейчас он меня не видел!
— Значит, ты видела его в бою? Он был прекрасен?
— Не знаю, — отвечала Маргарита, — я смотрела только на того, кого он преследовал.
— А как зовут того, кого он преследовал?
— Ты не назовешь его имени своему католику?
— Нет, даю слово.
— Лерак де Ла Моль.
— А теперь как он выглядит, по-твоему?
— Господин де Ла Моль?
— Нет, господин де Коконнас.
— Как тебе сказать? — ответила Маргарита. — По-моему…
Она остановилась.
— Ну, ну, — настаивала герцогиня, — как видно, ты сердишься на него за то, что он ранил твоего гугенота?
— Мне кажется, — со смехом ответила Маргарита, — что мой гугенот в долгу не остался, и такой шрам, который остался у твоего католика под глазом…
— Значит, они квиты, и мы можем их помирить! Присылай своего раненого ко мне.
— Только не теперь, попозже.
— Когда же?
— Когда ты переведешь своего католика в другую комнату.
— В какую комнату?
Маргарита только взглянула на подругу, та посмотрела на Маргариту и тут же расхохоталась.
