Скорый отъезд Луизы заставил Аликса задуматься о том, что и его пребывание не бесконечно: в один прекрасный день Жюль без всякого предупреждения вдруг заявит, что настало время уезжать, и отдаст распоряжение упаковывать кофры. Дни мелькали с поразительной быстротой, как в его голове сменяли друг друга всевозможные планы бегства с Мариэттой. И все они один за другим отпадали, потому что любой из них при более внимательном рассмотрении, имел существенные огрехи. И когда Мариэтта упомянула о том, что будет петь на балу в честь дня рождения Луизы, Аликс решил назначить побег именно на эту ночь, вернее на утро, потому что рано утром, как раз тогда, когда бал должен был завершиться ранним завтраком с шампанским, отходил корабль, направлявшийся из Венеции во Францию. Но и здесь без помощи Луизы ему не обойтись, размышлял Аликс. Однажды она доказала ему свою преданность, но, вполне может статься, на этот раз ей вдруг покажется, что он требует от нее слишком многого.
Решительным жестом набросив плащ и надвинув шляпу, он отправился к Луизе.
В Палаццо Челано собрался семейный совет. Марко восседал лицом к группе родственников, расположившихся полукругом, эта сцена сильно смахивала на суд инквизиции или заседание Малого совета. И это сходство его все больше и больше раздражало. Важность происходящего подчеркивалась и тем обстоятельством, что в Венецию, несмотря на преклонный возраст и не очень крепкое здоровье, явилась и его мать. Синьора Аполина Челано, сухая, матриархального вида старуха лет шестидесяти с лишком, проживала в деревне вместе с вдовствующей дочерью Лавинией. Две другие в свое время угодили в монастырь, причем с весьма строгим уставом. Они оказались там вопреки собственной воле, не согласившись выйти замуж за женихов, выбранных матерью. Пятеро из шести братьев также сидели здесь, четверо проживали в Венеции, но не в этом, а в других дворцах, которые Марко всемилостивейше позволил занять на правах главы дома. Старший брат, по давней семейной традиции всецело посвятивший себя Богу, пожаловал из Рима и, само собой, выступал в роли председательствующего. Трое пожилых мужчин — дядья Марко — сидели рядом. Младший брат Пьетро, к великому огорчению своей матушки появившийся на свет, когда той уже стукнуло сорок пять, обучался премудростям профессии лекаря в одном из монастырей Падуи, посвятив себя помощи хворым. Предполагалось, что он уже никогда не покинет стен монастыря, связав с ним всю дальнейшую жизнь.
Марко обвел присутствующих тяжелым взглядом.
— Я никого не собираюсь убеждать, — суровым тоном начал он. — В том и состояло решение покойного отца, что именно я буду наделен правом привести в дом жену, и никто из вас не сможет этот факт оспорить. Не в праве и ты, мать. И даже ты, Алессандро, несмотря на то, что носишь сутану кардинала.
Алессандро, во всем великолепии ярко-красного кардинальского одеяния, восседал в кресле с высокой спинкой рядом с матерью, его локоть возлежал на массивном деревянном подлокотнике, а большой и указательный пальцы упирались в подбородок.
— Что касается твоего случая, брат, то мы как раз вправе. Если под угрозой находится продолжение древнего венецианского рода, то даже священнослужитель, по особому распоряжению, может жениться для того, чтобы произвести сыновей.
Тут высказался другой брат, Маурицио, тридцати двух лет, по старшинству следующий за Алессандро. Этот тонкогубый, с острыми проницательными глазами человек, известный ученый, отличавшийся хилым здоровьем — последствием перенесенной в детстве тяжелой болезни, разрабатывал планы, как перехитрить Торризи, их исконных врагов.
— В твоем распоряжении было двенадцать лет, Марко, — заговорил он с суровой беспощадностью судьи. — В день шестнадцатилетия ты получил право назвать невесту, но до сих пор им не воспользовался.
— У меня есть право до какого-то времени оставаться в холостяках, — отпарировал Марко.
В ответ раздался издевательский смех Витале, чья красота сильно поувяла от пьянства и разврата, а лицо опухло от непрерывных кутежей.
— Ну уж нет, братец. Ходить в холостяках — наша горькая судьбина. А твоя — обзавестись женой. — Он повернулся к одному из братьев, сидевшему рядом. — Что скажешь?
— Я того же мнения. — Альвизе, человек строгого нрава, сильный и энергичный, причислял себя к непревзойденным мастерам клинка. — Марко попирает старые обычаи и клятвы.
Властный голос матери как бы подвел черту.
— Твои братья правы, Марко. И двух лет распутства хватило бы с избытком. Не забывай, что и на мне лежит обязанность обеспечить дому Челано внука и наследника!
Ее третий сын, Филиппо, до этой минуты молчавший, наклонился к Марко. Ширококостный и крепкий мужчина не очень-то жаловал выскочку Марко, сумевшего отхватить все, что по праву причиталось, как он полагал, ему, Филиппо.
— Ты оказался в нелегком положении. Марко. Не забывай, тебе предстоит доказать, что ты мужчина, а не какая-нибудь потаскуха.
Марко вскочил, сжав кулаки.
— Если бы ты не был моим братом, я отправил бы тебя на тот свет за такое оскорбление!
— Да ладно, не горячись, я нисколько не сомневаюсь, что пара твоих ублюдков кормится в Оспедале или других приютах. Я не об этом. Речь идет о том, чтобы у тебя появился законный наследник.
— Хватит! — заорал Марко и сделал угрожающий шаг вперед, но был остановлен резким хлопком сложенного веера по ручке кресла. Аполина Челано увидела, что ситуация становится все более и более взрывоопасной. Не впервые ей приходилось усмирять на семейных советах мужчин их рода, готовых при малейшем конфликте выхватить шпаги из ножен — несколько лет назад Марко украсил щеку брата заметным шрамом. В то же время она прекрасно понимала своего сына Филиппо, который был всего на восемнадцать месяцев старше Марко и проклинал судьбу за то, что она так несправедливо обошлась с ним.
— Уймись, Марко! И выслушай, что тебе скажут. — Она повернулась к Филиппо и принялась успокаивать его, как расшалившегося мальчишку. Видя, что Марко, хоть и с явной неохотой и все еще пылающим от гнева лицом, уселся на свое место, Аполина снова обратилась к нему: — Терпение членов семьи исчерпано. Несколько недель назад я поручила твоему дяде Джаккомо подыскать подходящую невесту, и он выполнил мое поручение, за что выражаю ему благодарность. Девушка не является наследницей своего рода, но об этом нечего жалеть, нам не деньги нужны, а наследник. К тому же как не раз замечено: те, кому достается наследство, как это часто случается в тех семьях, где недостает мужчин-наследников, почти всегда бесплодны, как жена этого Доменико Торризи, либо способны производить на свет лишь одних только дочерей. Так что, какое бы ни было у этой девушки наследство, да и есть ли оно вообще, не играет для нас особой роли, как и то, какие у нее манеры. Главное, чтобы она могла рожать.
