Мне открылась крайне закопчённая комната с двумя лежаками из досок, положенных на полуразвалившиеся сундуки. Грубый стол между двух окон, высоких и узких. В углу стоял свёрнутый в трубу тюфяк, который, очевидно, раскатывали на полу на ночь.
– Офицер! – услышал я испуганный вскрик.
Женщина, сидящая на дощатой кровати, торопливо обняла и прижала к себе двоих детей – мальчика и девочку, лет пяти и восьми. Юная девушка, сидящая на стуле возле стола, попыталась сдержаться, но от этого заплакала ещё сильнее.
– Добрые вести! – как можно громче сказал я и отвёл за бедро так испугавшую их шпагу. – Не нужно страха и слёз, милые дамы! Я привёз добрые вести!
Быстро достал лист с адресом, прошёл и протянул его женщине. Он взяла, всмотрелась.
– Почерк мужа, – сказала она. И почти простонала: – Так он жив?
– И здоров, – сообщил я ей приятную новость. – Его покинули на ферме на год, но теперь приехал новый владелец имения и распорядился привезти к нему его семью и жить вместе. И он передал для вас деньги.
– Симония, – устало и тихо сказала женщина. – Ты спасена.
– От чего это она, простите за вопрос, спасена?
Я прошёл и сел за стол по другую сторону от девушки.
– Владелец дома, – пояснила женщина, – насчитал нам невыносимые проценты за долг. И перевёл нас из хорошей комнату, нанятой мужем, вот в эту. И требует теперь или немедленно расплатиться, или Симонии пойти к нему в кухарки. Но кто же после этого её возьмёт замуж?!
Девушка, представшая моему взгляду, была столь бедна, что не имела платка и вытирала слёзы руками. Достав кружевной голландский платок, я через стол протянул его девушке.
– Вы – племянница Себастьяна?
Нерешительно приняв платок, она кивнула. Немного отодвинула стакан воды, которой пыталась, очевидно, недавно себя успокоить.
– Сегодня же вы увидите его. Собирайтесь.
– Но долг! – с болью в голосе сказала женщина. – Нам нужно владельца дома дождаться!
– А когда он…
И дверь без стука, рывком, распахнулась.
Тяжело, властно шагнули в комнату двое крепких ребят. С безцветными рыбьими глазками. Отменно сытые. Судя по изящно составленной и хорошо выглаженной одежде – местные горожане. А за ними вошёл, – я понял по тому, как девушка коротко всхлипнула, – владелец дома. Мой старый знакомый.
– Значит, вот как! – мгновенно взъярившись, проорал он. – Ты ещё и гостей, нищенка, здесь принимаешь!
Ну а что, любезный читатель, сделал бы ты на моём месте?
Пружинисто встав, я шагнул и, никоим образом не сдерживая силы руки, хлёстко дал ему в зубы.
Дёрнулась голова. Клацнули зубы. Вытянув руки, он качнулся вбок, как бы ослепнув. Тяжело пал на четвереньки. Я вернулся и сел. Спросил у пришедших с ним, увидев их лица:
– И вот, если бы на мне не было шпаги, вы сейчас, конечно переломали бы мне рёбра. Во всяком случае, попытались бы. Верно?
Они молчали. Мой знакомый глухо мычал, раскачиваясь и пытаясь встать.
– Итак, вы старательно служите этому гаду. Итак, вам нравится, когда грубая сила возводится в степень закона. Ну так я ею вас сполна накормлю. Сегодня, не возвращаясь домой, отправитесь в порт. Найдёте, если повезёт, торговый корабль. Если не повезёт – военный. Наймётесь в матросы и выйдете в море. Теперь имя, – каждый, – и где живёте.
Один из ребят вдруг дёрнулся и с удивительным для его массивного тела проворством выскочил в дверь. Вернее сказать, попытался, потому что в ту же секунду мелко засеменил, спиною вперёд, обратно в комнату. Сильно отклонившись плечами, раскинув руки, как если бы поскользнулся на льду, в последний миг поймав равновесие и не упав. И, казалось, не падает он потому, что держит его воткнувшийся ему в лоб длинный стальной ствол пистолета.
Вернув несостоявшегося беглеца, Готлиб опустил пистолет и загородил собой дверь. И не возможно мне здесь изобразить словами его лицо. Я сам ощутил колкое прикосновенье озноба при виде человека, который однажды бил пулями сквозь алый шёлк, бил умело и безпощадно, что вполне могли бы подтвердить те, кто лежал сейчас на дне океана. На лице его было то, что нельзя вызвать искусственно, чему нельзя притвориться: опыт работы по крови.
– Имя и где живёте, – повторил я.
Они назвали.
Тогда я встал, подтащил владельца дома к столу и посадил на скрипнувший под ним стул. Взял стоящий перед девушкой стакан с водой и коротко плеснул ему в лицо. Дождавшись осмысленности взгляда, сказал:
– Первый раз я тебя увидел, когда ты заставлял Леонарда делать потаж. Хорошего повара заставлял кормить людей свинячьим пойлом и грозился отдать полиции. Помнишь? Теперь ты тиранишь эту бедную семью. Намереваешься изломать жизнь этой девушке. Для меня – довольно. Вместе с помощниками пойдёшь в порт и наймёшься матросом. Впрочем, можешь сбежать. Но тогда тебя будут искать и ловить все ищейки графства, и все свободные от работы команды, и последние портовые пьяницы. Я Том, капитан «Дуката».
Владелец таверны, а теперь ещё и владелец доходного дома вздрогнул.
– Сколько они должны тебе за комнату? Полностью, со всеми твоими процентами?
С трудом шевеля челюстью, он назвал. Я отсчитал и переправил в его карман полную сумму.
– А теперь скажи, – глядя прямо в глаза, отчётливо произнёс я, – сколько стоят её слёзы.
Он замычал, замотал головой.
– Тогда я определю это сам.
Кивнув Готлибу, чтобы он вывел бледных от пережитого волнения громил, я повернулся к женщинам.
– Не берите с собой ничего. На ферме у вас будет всё новое. Давайте, малыши, ручки. Пошли.
Поспешно, словно опасаясь чего-то, женщина, дети и девушка покинули комнату. Мы вышли в улицу. Двое, поддерживая владельца дома под руки, повели его к стоящей возле входных дверей роскошной лёгкой карете.
– Стойте, – сказал я им.
Они мгновенно остановились.
– С этой минуты карета принадлежит Симонии. Столько стоят её слёзы.
Готлиб посмотрел на меня и демонстративно-одобрительно кивнул.
Семья Себастьяна была едва ли не в большем оцепенении, чем владелец дома и его слуги. Женщины и дети послушно, подчиняясь моему жесту, забрались в мягкий, атласный мирок кареты и затихли. Готлиб влез на сиденье кучера и тронул двух крепких, один-в-один, мышиного цвета жеребцов. А я прошагал с будущими матросами до их домов. По дороге рассказал, как поступил Каталука на плантации Джо Жабы.
– Такому человеку жить бы да жить, – железным голосом говорил я. – Но он умер. А вы здесь, сытые, не имеющие нужды, из людей кровь пьёте. Так что перемен в моём решении не будет. Даю вам один день, приведите в порядок дела. А послезавтра я приду в твой трактир и прослежу, чтобы вы были взяты в команду. Хлебнёте морской жизни – вернётесь к семьям. Если, конечно, не хлебнёте прежде воды со дна океана.
