— А в чем святость-то? — вскипел Аппий. — В соблазнении чужих жен?
— Я про Меровоя говорю, а не про Ладорекса, — напомнил гостю хозяин.
— Чтоб им обоим пусто было, — в сердцах вымолвил Аппий.
Возможно, сенатор еще долго бы пытал смущенного Дидия, если бы не светлейший Феофилакт, представший внезапно перед изумленным хозяином. Вот уж кого комит финансов не чаял увидеть в Риме, так это почтенного евнуха, секретаря императрицы Верины. И тем не менее это был именно Феофилакт, бледный, растерянный и утомленный долгой дорогой. Не требовалось ни большого ума, ни особой проницательности, чтобы догадаться о причинах, заставивших секретаря императрицы проделать столь долгий путь. Перед Дидием стоял изгой, возможно, даже государственный преступник, словом, человек, лишенный прав и состояния. Разумеется, комит проявил гостеприимство. Он пригласил Феофилакта к столу и лично поднес ему кубок, наполненный до краев отличным аквитанским вином. Нотарий вино выпил, благодарно кивнул и вывалил на голову изумленных римских патрикиев целый ворох константинопольских новостей. Более всего Дидий был потрясен известием о казни своего старого знакомого, сиятельного Аспара, одного из самых богатых и могущественных людей ойкумены. Аспар был казнен вместе с сыновьями и многими видными армейскими чинами по приказу божественного Льва.
— А за что? — ахнул сенатор Аппий.
— За измену, — вздохнул Феофилакт. — И за подготовку заговора с целью свержения императора. Магистр Василиск был взят под стражу сразу же по возвращении из Африки. Дабы спасти свою жизнь, он оговорил не только Аспара, но и многих варварских вождей, служивших империи. Той же ночью исаврийцы комита Зинона окружили дворец Аспара и дома его сторонников. Сопротивление франков было подавлено теми же исаврийцами, истребившими в одночасье более пяти тысяч человек.
— А что стало с Василиском? — спросил Дидий.
— Брата императрицы пощадили, но отправили в Фессалоники замаливать грехи, — пояснил евнух. — Божественный Лев одним махом избавился от людей, способствовавших его возвышению.
Дидий и Аппий переглянулись. А ведь в Риме полагали, что дни божественного Льва сочтены после сокрушительного поражения, которое его флот потерпел в Африке. Но, оказывается, в этом мире есть люди, способные даже горчайшее поражение обернуть в победу.
— В благодарность за помощь, оказанную в борьбе с изменниками, божественный Лев выдал за Зинона свою единственную дочь Ариадну и назначил исаврийца своим наследником.
— А как же императрица Верина?
— Василиск оболгал и ее, заявив императору, что именно по наущению Аспара и Верины он медлил с атакой на Карфаген и тем самым позволил Янрексу собрать силы для решающего удара.
Слова Василиска не были от начала и до конца лживыми, и Дидий знал это лучше других. Тем не менее он решил не огорчать гостя напоминанием о деле столь щекотливом, что оно могло привести на виселицу и без того много пережившего человека. Комит финансов не стал расспрашивать Феофилакта о причинах, заставивших секретаря императрицы срочно покинуть Константинополь. Если божественный Лев пощадил свою жену, то это вовсе не означало, что его доброта распространялась и на людей, к ней приближенных. А нотарий Феофилакт был далеко не последним среди тех, кто усердно копал яму для императора.
— Пример, достойный подражания, — неожиданно произнес Аппий, качая облысевшей головой. — Нельзя вверять варварам судьбу великой империи.
Мысль была хотя и неуместной, но далеко не глупой, а потому ни Феофилакт, ни Дидий не стали возражать обиженному сенатору.
— Я слышал, — продолжал Аппий, — что сиятельный Ратмир готовит поход в Галлию, дабы вернуть Паризий под руку князя Ладо. Думаю, это верное решение. И было бы очень хорошо, если бы он свернул там себе шею.
— Кто он? — полюбопытствовал Дидий. — Ладорекс или Ратмир?
— Оба, — мгновенно отозвался Аппий, чем развеселил не только Дидия, но и Феофилакта.
Сиятельный Афраний вестям из Константинополя не огорчился, чем, кажется, обидел светлейшего Феофилакта, который полагал, что мир если не рухнул, то, во всяком случае, заходил ходуном после его опалы. Однако префект Рима в два счета доказал евнуху, что безвыходных положений не бывает. И что утерянное расположение сильных мира сего можно вернуть, если взяться за дело с умом.
— Божественный Лев сделал то, на что не хватило духа у божественного Авита, — произнес с усмешкой Афраний. — Вот истинный император, способный объединить империю в единое целое и возвратить ее утерянное величие.
— А как же божественный Либий? — насторожился Дидий.
— Либий Север не оправдал наших надежд, — вздохнул Афраний. — Он стал игрушкой в руках варвара Ратмира, что и следовало ожидать.
— Но не может же Великий Рим остаться совсем без императора! — возмутился Дидий. — Ты попал под влияние Ореста, префект, а этот человек способен в одночасье погубить всех нас.
— Орест действительно опасен, — кивнул Афраний, — но именно поэтому я хочу встать под защиту божественного Льва. Думаю, императору хорошо известно, что сиятельный Ратмир ставленник людей, погубивших византийский флот. И пока этот человек жив, Рим и Константинополь не обретут покоя. Я надеюсь с помощью светлейшего Феофилакта найти соправителя, который устроил бы и нас, и Льва.
— Ты задал мне трудную задачу, сиятельный Афраний, — покачал головой евнух. — В Константинополе не так много людей, способных соперничать с сиятельным Ратмиром и высокородным Орестом.
— Но все же они есть? — пристально глянул на Феофилакта префект.
— Дукс Антемий разве что, — неуверенно произнес евнух.
Дидий уже имел возможность пообщаться с высокородным Антемием и составил о нем самое благоприятное мнение. Дукс отличался твердым характером и благонравием. Но власть, как известно, портит людей, и, очень может быть, Рим в лице Антемия получит такую обузу, рядом с которой его нынешний молодой император будет смотреться образцом совершенства. К тому же у нового претендента на императорскую власть имелся еще один крупный недостаток, во всяком случае, в глазах божественного Льва: он состоял в близких отношениях с Вериной, ныне находящейся в опале.
— А в наших глазах этот недостаток выглядит скорее достоинством, — усмехнулся Афраний. — Мы получим не только императора в лице высокородного Антемия, но и союзницу в лице сиятельной Верины. Я очень надеюсь на тебя, светлейший Феофилакт.
— На меня?! — ужаснулся евнух. — Но ведь меня немедленно схватят, стоит мне только вернуться в Константинополь.
