Озанор пронесся больше пятнадцати лье и ни разу не споткнулся, ведь стоило ему упасть, и он больше не встал бы. Вот на пути широко раскинулась река с берегами, поросшими гигантскими деревьями. С разбегу слон бросился в бурный поток, радужные брызги разлетелись в разные стороны. Озанор целиком погрузил голову в воду, словно надеялся одним глотком потушить пылающий внутри вулкан.
Животное попыталось вплавь переправиться на противоположный берег. Это потребовало невероятных усилий. Наконец слон смог встать на твердую почву и пойти медленно и мучительно вперед. Через какое-то время Озанор остановился.
Фрике и Мажесте спрыгнули на землю. В этот самый момент бедное четвероногое покачнулось, пошевелило хоботом, точно в поисках точки опоры, и содрогнулось от конвульсий.
Слон умирал. В столь трагический миг животное, как и человек, теряет ощущение безнадежности, жизненная сила сходит на нет, пустеют сердце и разум… Но, прежде чем погаснуть, костер еще может на миг ярко вспыхнуть.
Вот и сейчас колосс сосредоточил на Фрике взгляд, полный несказанной нежности и жалости. Потом стал медленно оседать, замер на мгновение и вдруг резко повалился на бок.
Из глаз Фрике покатились слезы. Как помочь несчастному слону, ставшему ему другом?..
Негритенок, глядя на парижанина, тоже вконец расстроился, но скорее из симпатии к Фрике, чем от жалости к Озанору. Маленький дикарь, дитя природы, привыкший жить в окружении животных-врагов и животных, служивших пропитанием, не понимал чувств своего названого брата. Для него слон — лишь удобное средство передвижения, спутник, приятный и покладистый, который легко может в случае необходимости превратиться в гору провианта.
Так что преданность парижанина великолепному животному была негритенку абсолютно непонятна… Он уже много раз видел смерть слонов на охоте, когда его единоплеменники немилосердно и безостановочно гонят четвероногих. Те попадают в ловушки, откуда добычу достают по кускам, разрезанную ассагаями. Затем устраивается пир в стиле Пантагрюэля[231] и готовится любимое жаркое.
Такая же бесчувственность в отношении животных характерна и для крестьян. Они съедают своих неоценимых помощников с полнейшим равнодушием. Так что негритенок грешил непониманием, а вовсе не жестокосердием.
Фрике же обожал природу и безумно любил животных, как, впрочем, большинство парижан; многие из них по воскресеньям убегают из удушливой атмосферы закрытых помещений, собираются всей семьей — папа, мама, дети — и выезжают за город, чтобы увидеть полоску чистого неба, поглядеть на зелень, подышать воздухом и запастись хорошим настроением на следующую неделю.
А как они любят животных! Кто может описать страстную привязанность парижан к живым существам? Вот рабочий каждый день выкраивает су на корм для щегла, с которым разговаривает и которому придумывает ласковые и нежные имена. Вот служащий, скромный служащий как-то вечером повстречал голодную, грязную собачонку, привел в дом и сделал своим другом, поверенным огорчений и обид. Вот, наконец, бедная семья подбирает несчастную драную кошку, отчаянно мяукающую в канаве, потом кормит, холит и лелеет.
Прекрасные люди! Добрые сердца!
Поскольку Фрике никогда не имел собственного жилья в Париже, ему негде было содержать животное, на которое он мог бы излить всю нежность. Но чувство одиночества тут же покидало юношу, как только он приходил на работу в зоологический сад. Гамен знал по именам всех животных и проводил в беседах с ними целые дни.
— Вставай, пойдем же, — прошептал он колоссу.
— Бед-Зано! Он мертв!.. — пробормотал негритенок с интонацией не слишком-то понимающего в чем дело ребенка.
— Давай подумаем, — произнес Фрике, немного оправившись, — что теперь делать? Нельзя вечно тут болтаться. Если не ошибаюсь, мы не слишком далеко от побережья. Вот река. До моря меньше ста лье, коль скоро Ибрагим обещал завтра погрузить на корабль всю публику. Будем двигаться по течению, а там уж… как повезет!
Посмотрим, что мы имеем. Есть нож. Годится. К сожалению, в лесу пропало ружье… Да, остается револьвер… заряженный… Прекрасно… Черт! Потерял запасные патроны. Перезаряжать абсолютно нечем! Ладно! Похоже, я жутко проголодался. Хорошо бы перекусить. Что скажешь, Мажесте?
— Ага!
— Великолепно! Ты немногословен и вообще довольно молчалив в дороге. Ладно, давай займемся «бикондо». Только вопрос, как добудем еду? Из моей «плюющейся трубки» (так Фрике пренебрежительно называл револьвер) ни одной птицы не подстрелим. Слишком высоко, — продолжал он, провожая журавлей сердитым взглядом.
Мажесте, однако, во время монолога, из которого ровным счетом ничего не понял, занялся делом. Осмотрев окружавший лес, вдруг, не говоря ни слова, негритенок полез на огромное дерево с густыми ветвями и крупными, глубоко изрезанными листьями.
На дереве росли крепкие, размером со страусиное яйцо плоды. Мажесте сбил целую дюжину, и они со стуком упали наземь. Затем он спустился вниз с ловкостью обезьяны.
— Да это же плоды хлебного дерева! — радостно воскликнул Фрике.
Негритенок построил из этих ядер такую же пирамиду, какую делают из бомб в артиллерийском парке. Затем снова полез наверх.
Фрике не вмешивался.
Даже если он и не знал, что это такое с точки зрения ботаника Ле Жакье (и что это растение носит научное название «Artocarpus incisa»), он прекрасно представлял себе, что это такое с точки зрения гастрономической.
Для Фрике этого было довольно.
С деревьев посыпались плоды, но уже не хлебного дерева.
— А! На этот раз, дружище, ты ставишь меня в затруднительное положение. Конечно, плод мне знаком. Но разве ты не знаешь: я терпеть не могу древесных тыкв-калебасов?
Фрике было известно, что этот плод малопитателен и безвкусен и вряд ли годится для подкрепления тех, кто чуть не умирает от голода.
А Мажесте, не поняв, почему друг так рассердился при виде тыкв, продолжал заниматься делом: взял у гамена нож, отсек ветку, аккуратно очистил ее от коры, затем заострил один конец. Быстро найдя на земле поваленное дерево, сделал на стволе зарубку, вставил туда острый конец, обложил это место сухим мохом и начал быстро вращать ветку.
— А! Прекрасно, значит, у нас будет огонь, — произнес Фрике и стал охапками собирать хворост. — Правда, — добавил он, — крутить придется долго. Что ж, целиком и полностью полагаюсь на тебя.
Трение друг о друга двух кусков дерева увенчалось успехом: пошел густой дым. Мох затрещал и стал разгораться.
— Ну и ну! Правда, этот костер разведен не для того, чтобы греть усталые ноги, ведь они пока не отморожены, и сезон каштанов еще не наступил.
