Из ее груди вырвался стон, и она закрыла лицо руками. Мгновение она стояла, раскачиваясь, у постели. Затем она издала глубокий вздох и свалилась на пол в глубоком обмороке.
Грегори был настолько потрясен, что вскочил с кровати, позабыв о ране, лихорадке и смерти, которая, по его мнению, была неизбежной, распахнул дверь и позвал слуг.
Стефан и служанка вдвоем отнесли потерявшую сознание девушку в ее покои, оставив Грегори проклинать себя за длинный язык, заставивший его совершить исповедь, в которой, как выяснилось, не было никакой необходимости, ибо по его теперешнему состоянию Грегори начал подозревать, что его смерть не так уж близка, как заставил поверить в то дурак-лекарь.
Обморок Синтии продлился недолго. Очнувшись, она первым делом отослала свою служанку. Ей нужно было побыть одной, и в этом грустном одиночестве она пребывала весь день.
Состояние ее отца не было угрожающим, поэтому она не испытывала к нему ни малейшего сожаления. При мысли о той ужасной тайне, которую он ей раскрыл, ее сердце становилось тверже камня, и она молила небо, чтобы он никогда не был ее отцом, а она его дочерью. Она покинет замок Марлей и больше никогда не увидится со своим отцом, к которому не только потеряла уважение, но сама мысль о котором наполняла ее ужасом, животным ужасом, который мы испытываем перед человеком, сознавшимся в воровстве и убийстве.
Она решила вернуться в Лондон к сестре матери, где она всегда могла рассчитывать на теплый прием.
К вечеру она, наконец, покинула свою комнату. Она хотела подышать свежим воздухом, наполнить душу тем успокоением, которое нам дает в одиночестве природа.
Это был мягкий светлый вечер, скорее характерный для августа, чем для октября, и Синтия бесцельно бродила по холмам, окружавшим Шерингам. Наконец она присела на обломок скалы, глядя на морскую даль, и ее мысли потекли в другом направлении, связанном с воспоминаниями об этом самом месте.
Именно здесь, сидя вот так же на скале и глядя на море, на чаек, кружащихся над головой, она поняла, что любит сэра Криспина. И ее мысли продолжали возвращаться от сэра Криспина и той участи, которую ему уготовил ее отец, обратно к Грегори и его ужасным деяниям.
Ее жизнь, казалось, была кончена, а она сидела этим октябрьским вечером на скале и смотрела на морс. Ничто больше не удерживало ее в этой жизни, никакой надежды не осталось ей до своего конца, который наступит, очевидно., нескоро, потому что когда мы ждем, время тянется очень медленно.
— Добрый вечер, мисс Синтия!
У нее перехватило дыхание, когда она обернулась на голос. Ее щеки горели, затем она побледнела, и время, казалось, замерло. Ибо перед ней стоял он — предмет ее тревог и воздыханий, возникший внезапно, негаданно, как будто из-под земли.
Его тонкие губы улыбались, а глаза источали доброту. Синтия вновь обрела голос, и все, что она могла сказать, было:
— Сэр Криспин, как вы оказались здесь? Мне сказали, что вы уехали в Лондон.
— Да, это действительно так. Но по дороге произошла задержка, в течение которой у меня появились причины, чтобы вернуться.
У него появились причины? Она спросила себя, что бы это могло быть, и не находя ответа, обратилась с этим вопросом к нему.
Прежде чем ответить, он подошел поближе.
— Можно мне немного посидеть с вами, Синтия?
Она отодвинулась, освобождая ему место, как будто широкая скала была узенькой дощечкой, и с видом усталого человека, наконец-то обретшего покой, Криспин опустился рядом с ней.
Его голос звучал нежно, заставляя ее пульс биться чаще. Неужели она верно угадала причину его возвращения? В любом случае она всем сердцем благодарила небо за чудесное спасение.
— Возможно, что глупо с моей стороны предположить, что ваше задумчивое состояние вызвано мыслями о человеке, может быть, и недостойном вашего внимания, который уехал отсюда несколько дней назад?
Поскольку она продолжала хранить молчание, он спросил:
— Я угадал?
— Может быть, — прошептала она в ответ и вспыхнула румянцем от этой смелости.
Он остро взглянул на нее. Этого ответа он ожидал меньше всего.
— В таком случае, леди, моя задача, которая казалась мне столь трудной, значительно облегчается.
— Какая задача, сэр Криспин? — спросила она, чтобы облегчить ему признание.
Он ответил не сразу. Ему было трудно подобрать слова. Грубо сказать, что он пришел, чтобы увезти ее с собой по поручению другого человека, было нелегко. Это было невозможно, и он очень обрадовался ее настроению, которое отбрасывало необходимость крутых мер.
— Моя задача, Синтия, заключается в том, чтобы увезти вас отсюда. Просить вас оставить этот мирный уголок и спокойную жизнь и разделить бремя тягот и невзгод с тем, кто, несмотря на свои недостатки, имеет одно все покрывающее достоинство — он любит вас больше всего в жизни.
Он пристально посмотрел на нее, произнося эти слова, и она опустила глаза под его взором. Он видел, как ее щеки, шея, лоб покрываются румянцем, и едва не засмеялся от радости, видя, какой легкой оказалась его миссия, которую он считал такой трудной.
— Я прошу многого, — добавил он. — Но любовь эгоистична, и она просит многого.
— Нет, нет, — мягко возразила она. — Вы просите совсем немногого. Напротив, вы больше предлагаете.
Его удивление росло. И все же он продолжал:
— Подумайте, Синтия, я приехал, чтобы просить вас последовать за мной во Францию, где нас ждет мой сын.
Он позабыл на миг, что она ничего не знает о его родстве с человеком, которого он считал ее возлюбленным, а она, со своей стороны, не придала большого значении упоминанию о сыне, о существовании которого она слышала or Грегори. Ее душа была полна совсем другими чувствами я мыслями.
— Я прошу вас променять легкую жизнь, которой вы жили до сих пор, на судьбу жены воина. Возможно, на первых порах она покажется тяжелой, хотя я даю слово, что за границей у меня есть хорошие друзья, которые найдут вашему мужу достойное занятие, где он может вскорости преуспеть. Да и как он может не достичь славы и чести, если рядом с ним будете находиться вы?
Она не проронила ни слова, но ее рука ответила ему легким пожатием.
— Смею ли я просить так много? — воскликнул он.
Она положила руки ему на племя, встретив его ищущей взгляд чистыми открытыми глазами девушки, которая без страха вверяет себя мужчине…
— Всю жизнь я буду благодарить Бога, что вы осмелились попросить об этом, — ответила она нежно.
Что-то в ее ответе смутило Криспина, но он решил, что поскольку Джоселин был стишком застенчив, чтобы признаться открыто в своих чувствах, она благодарна ему, что он взял на себя роль посредника.
