*
Когда магистр римской армии Аэций, объединившись со своими союзниками на юге Галлии, вышел к Аврелиа́нуму, там уже проломили стены. Однако гуннов оказалось не так уж и много. Аэцию и Теодориху без труда удалось отпугнуть их от города своей многочисленной сводной армией. При виде стремительно удалявшихся гуннских всадников римляне от души веселились. Так же вели себя и торинги. Теодорих вместе со старшим сыном въехали в Аврелиа́нум, потрясая оружием. Горожане встречали их как героев, не понимая, что такая победа всего лишь случайный успех.
Аэций предпочел держаться в тени. Заехав в ворота без лишнего шума, он оставил коня на привязи и пошел в казарму. В городе у него было дело, которое занимало его гораздо больше, чем желание покрасоваться в победном венце. По слухам в Аврелиа́нуме объявился беглый начальник равеннской стражи Севастий. До этого о нем упоминал Теодорих. Кого-то с похожим именем замечали то там, то здесь. Аэций не знал, что и думать. Севастий даже мельком не мог появиться в Аврелиа́нуме. Зимой его изловили в Африке. Он занимался грабежами торговых судов. Об этом Аэцию сообщил предводитель вандалов Гейзерих, давно уже ставший правителем Африки. Севастий был хорошо известен среди вандалов, как зять наместника Бонифатия, которого их предводители считали предателем. Гейзерих потребовал за Севастия выкуп. «А иначе, — как он велел передать на словах Аэцию, — твой друг поплатиться головой». Аэций ответил, что был бы рад на неё взглянуть, и вскоре её отрубили и прислали в Равенну. В сосуде с медом она слегка потускнела и обрела желтоватый оттенок, но в том, что когда-то принадлежала Севастию, не было никаких сомнений. Аэций собственноручно отправил её в городскую помойную яму. Не мог же Севастий воскреснуть и притащиться в Аврелиа́нум.
Начальник местного гарнизона заверил Аэция, что это всего лишь слухи. Никакого Севастия в Аврелиа́нуме не было и в помине, зато в осаде города принимал участие сам аттила. О том же говорили и другие участники бойни. Аэций привычно выхватывал из донесений важные мелочи, которые помогли бы ему получить наиболее полное представление о том, что случилось. Аттила действовал дерзко, но слишком открыто. Во главе небольшого отряда он был отличной мишенью, и эта мишень находилась довольно близко от города. Аэций предупредил Теодориха и других союзников, и тем же вечером после короткого отдыха сводная армия снова тронулась в путь.
*
Привычные к длительным переходам римляне двигались быстро. Не отставали от них и союзники, ряды которых пополнились федератами, имевшими договор с Аэцием. По этому договору их племенам разрешалось селиться в Галлии в обмен на военную поддержку римлян.
Аттила продолжал стремительно отступать. К пятому дню он отошел в Трика́ссиум, чьи стены были слишком слабы, чтобы стать ему надежной защитой. Как рассказали потом Аэцию, навстречу гуннам вышел священнослужитель Лупп и предложил лошадей и провизию в обмен на то, что город не подвергнется грабежу. Аттила ответил согласием. Он очень спешил и, похоже, был раздосадован.
— Необходимостью отступать, надо думать, — предположил Аэций, выслушав эту историю от самого священнослужителя.
— Как я понял из разговора, — ответил Лупп, — своим появлением возле Аврелиа́нума вы защитили некоего человека, которого этот безбожник считает своим врагом.
«Хм, и кого же…» — удивился про себя Аэций.
— Быть может, он назвал его имя?
— Нет, — покачал головой священнослужитель. — К моему глубочайшему сожалению не назвал. Но, думаю, часть его ненависти перешла на вас, как на благого воина, который ему помешал. На вашем месте я бы поостерегся. В небе явилась кровавая звезда, похожая на копье. А это к большой беде.
Аэций не любил когда каркают под руку, но из вежливости улыбнулся.
— Благодарю. Я приму это к сведению, — сказал он Луппу, а сам тем временем продолжал раздумывать над его словами. Кто же этот таинственный враг аттилы? В Аврелиа́нуме не было ни одного мало-мальски известного человека, не считая Севастия, присутствовавшего в городе в виде слухов. Де-факто их появление совпадало с вторжением гуннов в Галлию. Аэций чувствовал, что за этим стоит Аспар, но ему не хватало данных, чтобы выяснить правду. Раньше источником недостающих деталей была августа Галла Плакидия, но теперь с её смертью источник иссяк. Император Валентиниан не спешил делиться с Аэцием тайными сведениями. Оставалось только предполагать и строить догадки. Аттила охотится за Севастием, и Аспар пустил его по ложному следу? В Константинополе любят подобные трюки. Сперва уверяли, что император Феодосий погиб от несчастного случая. А совсем недавно казнили Хрисафия за какой-то подлог. И если аттила сглотнул наживку в виде Севастия или чего-то другого, то Аспара можно поздравить с победой. Он заставил аттилу на какое-то время удалиться с востока Империи и спас свою армию от неминуемого краха.
В этом случае Аэцию оставалось только одно. Разбить аттилу и выгнать его из Галлии. Как истинный миротворец он не мог направить гуннскую армию в другие земли. Как истинный воин должен был её сокрушить.
*
По всем донесениям аттила двигался в сторону своего основного войска. Аэций понял, что не успеет его догнать.
— Найди мне выносливую голубку, чтобы отправить послание в Катала́унум, — велел он Авиту.
— Катала́унум захвачен гуннами. Предложишь аттиле сложить оружие? — удивился тот.
— Нет, предложу повидаться с одним человеком, и посмотрим, что будет.
Аэций говорил про Севастия, которого собирался выставить как приманку. Другого шанса заставить аттилу выйти на битву в условленном месте не было. В Катала́унуме на подмогу гуннам собралась многотысячная толпа, состоявшая из разношерстного местного ополчения. Однако она не шла ни в какое сравнение с армией скифов, что ждала за рекой на востоке. Позволив аттиле переправиться через реку, Аэций утратил бы численное превосходство войска, ему пришлось бы оставить погоню и отойти назад.
Наилучшим местом для боя он видел Каталаунские поля. Оставалось только внушить эту мысль аттиле.
В лагере гуннов
— Ну, что? Какие новости? — Карпилион повернулся к вошедшим в его шатер Валами́ру и Арда́риху.
Оба были вождями дружественных племен. Ардарих возглавлял гепидов. А Валамира избрали своим правителем восточные торинги, отделившиеся по примеру римлян от западных и считавшие себя частью нового справедливого мира, созданного аттилой. В этом мире они занимали равноправное положение с народами гуннов и были хозяевами своих земель, а не данниками римского императора.
— Император Маркиан отказался выплачивать дань за Феодосия, — сказал Валамир. — На словах он передает, что золото у него для друзей, а для врагов — железо.
— Смелый ответ, — произнес Карпилион в раздумье.
— Послать к нему войско?
— Нет… Сначала закончим здесь. Маркиан от меня никуда не денется. Заплатит вдвое больше, когда вернусь. А пока дадим ему отдых. Пусть пополнит свою казну.
Карпилион не хотел задерживаться здесь надолго. Поначалу он собирался использовать вторжение в Галлию, как довод отдать за него сестру императора, но Валентиниан ответил, что Гонория отдана другому, и никаких переговоров ни по какому поводу вести не будет. После этого завоевание Галлии потеряло какой-либо смысл, кроме мести. За спиной у Карпилиона был обширный надежный тыл, простиравшийся от Волхи до берегов Данубия. В Галлию он привел степняков, чтобы быстро её просеять, найти Севастия и вернуться обратно. Для него это было личное дело, о котором он не мог говорить открыто. Валамир и Ардарих считали, что конечная цель похода — отрезать Галлию от Империи и угрозой голода подчинить себе римлян. Карпилион не мешал им так думать. Будь он варваром, поступал бы как варвар. Но тому, кто воспитывался в Римской Империи, трудно избавиться от идеалов, что внушали с детства. Карпилион запретил грабеж на захваченных землях. Не церемонился только с теми, кто оказывал сопротивление. К тем он был жесток. Выгонял с насиженных мест. Оставлял в руинах целые города. К нему постоянно ходили просители, умоляя не разорять их дома и хозяйства.
